Лукас Т Фоули - Призрак семьи

приходил в себя трое суток. У меня чуть не случилась мозговая горячка.

Серьезность Редверса произвела на всех нас глубокое впечатление.

– Но почему тебе удалось прогнать Черную Даму? – первым нарушил я тишину. – В этом случае должно было сработать какое-то условие, условие…

Я запутался под взглядами своих товарищей.

– От тебя, Дарем, ничего не скрыть, – усмехнулся Редверс. – Действительно, условие было. Поскольку Черная Дама покончила с собой с помощью стали, она теперь боится холодного оружия, любого. Меч, стрела с железным наконечником, копье… а мой детский меч был сделан из настоящего кинжала, только с затупленным лезвием.

– Холодное железо… – задумчиво сказал я, сожалея, что пообещал не записывать эту историю. Но Артур уже перевел разговор на более веселые и земные темы.

На следующий день мы утоптали и залили водой тропки с холма, приделали полозья к креслам и катали в них дам из соседнего Фернли-Мэнор.

В разгар этих веселых забав пришло письмо с ужасной новостью.

У  отца Редверса, сэра Арчибальда, случился третий удар. Артур должен был спешить в Лондон, и о выздоровлении речь не шла – только о возможности попрощаться.

Я был польщен и очень удивлен, когда Артур попросил меня поехать вместе с ним. Хотя мы немного сблизились за этот месяц, я полагал, что он попросит об этом Гилла или Смита, но Артур в присущей ему манере сказал, что «ты само воплощение спокойствия, и я надеюсь позаимствовать у тебя немного, если ты не возражаешь, приятель».

Конечно, как я мог возражать?

Мы прибыли в скорбно притихший особняк на Белгрейв-сквер. Слуги уже рассыпали перед ним солому, чтобы стук копыт и грохот колес не тревожили больного. Сэр Арчибальд ни разу не приходил в сознание с тех пор, как с ним случился удар. Редверс представил меня  своей матери. Около тридцати лет назад это был скандал, когда натурщица благодаря  своей редкостной красоте стала леди Редверс; и, признаю, на мгновение во мне проснулось вульгарное любопытство.

Теперь это была тучная седовласая дама, слегка напоминающая монгольфьер в оборках и рюшах. Очаровательная капризная гримаска, запечатленная на лице феи в «Июльском полдне», превратилась в полноценную гримасу недовольства и недоверия к миру, впечатанную морщинами в округлившееся лицо. Только сочные губы изящного и твердого очерка остались неподвластны времени.

Но в выцветших глазах леди Редверс и ее плавных жестах читалась такая несокрушимая  энергия и жизненная сила, что это вызывало смутную тревогу. И Артур Редверс, недосягаемый идеал для большинства студентов Оксфорда, в ее присутствии словно поблек и отступил в тень.

Взаимная привязанность матери и сына была очевидна, и я, наблюдая за ними, с новой силой почувствовала неуместность своего присутствия здесь, в доме умирающего. Какую поддержку я, чужак,  мог предложить тем, кто связан кровными узами  и столькими общими воспоминаниями?

Но леди Редверс приветствовала меня столь любезно и гостеприимно, что я несколько воспрянул духом. Комната моя была прекрасно обставлена, а ужин – просто великолепен. Затем мы с Артуром устроились в курительной, еще пропитанной запахом  излюбленных сэром Арчибальдом дешевых сигар, и пробыли там почти до рассвета. Я понимал, что сейчас Редверсу нужен не собеседник, а слушатель, и старался выказать ему все внимание и поддержку, которую он, безусловно, заслуживал. Временами в голосе Артура явственно сквозила горечь. Чем больше говорил Артур, тем яснее становилось, что отца и сына связывало очень немногое, и ни тот ни другой не старались упрочить эту связь. Сэр Арчибальд долго не мог смириться с тем фактом, что Редверс лишен художественного дара,  и в его глазах, в отличие от большинства английских отцов, спортивные успехи сына немногого стоили.

– Может быть, отец думал, что это единственное, что достойно передать сыну,  – неожиданно сказал Артур. –  В остальном, ты знаешь, он мало был похож на «благочестивого отца» из воскресной книжки… И когда оказалось, что я неспособен линию провести ровно, он потерял ко мне всякий интерес…

На следующее утро я вместе с леди Редверс и Артуром выслушал отчет доктора, который подтвердил наихудшие опасения.  Сэр Арчибальд так и не приходил в сознание, и его время в этом мире заканчивалось. Речь шла о днях, не о неделях.

…Тягостная атмосфера дома, застывшего в ожидании неизбежного, по-своему сказывалась на каждом --">