Титания Харди - Лабиринт розы

кипятильник, но ему до смерти захотелось ополоснуться в душе после долгой и пыльной дороги из Лукки. Прохладная вода показалась вполне бодрящей, хотя жаль было охлаждать тело: в дороге мышцы и так онемели. Его «Дукати-998» не какой-то прогулочный мотоцикл, это настоящая супермодель, и с каким норовом! Стремительный, фантастически капризный, зато всегда рвущийся вперед, «дукати» превосходно отвечал веселому и эксцентричному характеру Уилла. Однако нельзя не признать, что долгие безостановочные переезды на нем не очень комфортны — вчера вечером Уилл чувствовал, что колени в крагах уже сводит, словно в судороге, но предпочел не обращать на это внимания. Если ты рохля, то нечего и заморачиваться ездой на таком мотоцикле.

Отражение в зеркале в очередной раз подтвердило правоту слов матери, называвшей его «слегка падшим ангелом». Уилл подумал, что с такой щетиной на подбородке он вполне годится в статисты для какого-нибудь фильма Дзефирелли. Пораженный этой мыслью, он расхохотался. Да, пожалуй, его нынешний вид огорчил бы даже мать. В чертах скалящегося в зеркале отражения проступило нечто маниакальное, и Уилл подумал, что во время поездки не слишком ревностно отгонял демонов от своей души.

Он соскреб с лица поросль нескольких дней — едва ли это можно было назвать бритьем — и, очищая лезвие от мыльной пены, неожиданно заметил засохшую и поблекшую, но превосходно сохранившуюся розу, стоящую в старой бутылке из-под чернил рядом с умывальником. Наверное, в эти две недели братец Алекс привозил сюда какую-нибудь девчонку… В последнее время Уилл был так поглощен своими собственными мыслями, что едва ли мог следить за чужими перемещениями. Но сама идея его заинтриговала, и он улыбнулся.

— Позвоню ему сегодня, ближе к вечеру, как только доберусь до Канна,— произнес он вслух, удивленный непривычным звучанием собственного голоса.

Отправления парома придется ждать едва ли не до полуночи, а сейчас у Уилла найдутся другие дела. В светлой утренней безмятежности кухни он впервые за этот месяц начал отходить от напряжения, от тревожных и мимолетных ощущений, неотступно преследовавших его все последние дни. В открытую дверь из сада прокрался аромат яблок, принося умиротворение осени — уже в тридцать второй раз за его жизнь. Он сбежал от всего и от всех, но домой возвращаться было приятно.

Уилл смыл с бокала вчерашний красноватый винный налет и закинул в микроволновку остатки французской булки — пусть немного подогреется. Он решил проверить мотоцикл и понял, что даже не помнит, как его поставил: мысль о пристанище не отпускала его, когда он мчался сюда из Лиона, с трудом преодолевая последние оставшиеся до дома мили, когда потом доставал из рюкзачка пикантный сыр бри и отламывал куски от багета, запивая отцовским «Сент-Эмильон», когда ложился спать…

Снаружи был завораживающий покой. По фасаду расползлись поздние побеги глициний. Если не замечать легких признаков запустения вроде неподстриженной лужайки или неподметенных дорожек, то ничто в доме не выдавало семейной трагедии, из-за которой это жилище опустело на долгие месяцы. После внезапной кончины матери Уилла, ставшей для всех ужасной утратой, никто больше не изъявлял желания наведываться в коттедж, хотя, если выдавались трехдневные выходные, из их дома в Гемпшире добраться сюда ничего не стоило. Здесь было ее царство, ее убежище, где она с радостью предавалась живописи и садоводству, и ее призрак все еще обитал в каждом уголке жилища, даже при солнечном свете. Отец страдал молчаливо, почти не разговаривал и все время пропадал на работе, чтобы не изводить себя лишними мыслями. Алекс вроде бы принимал все как есть, но никого не впускал в свои сокровенные переживания. А Уилл был воистину мамин сын: живо откликался на все, что происходило вокруг, а отношения с людьми наполнял свойственной ей пылкостью. И здесь, в ее волшебном уголке, он очень скучал по ней.

Он пробежался взглядом по короткой, посыпанной гравием тропинке, ведущей от дороги к входным дверям, но не заметил там ничего необычного. Пустота, граничащая с разочарованием,— но так даже лучше. Кажется, никто толком не знает — или не хочет знать,— куда он запропастился, по крайней мере пока. Уилл стал непроизвольно поигрывать серебряным украшением, подвешенным у него на шее на короткой цепочке, потирая вещицу между пальцами. Затем он отправился в розарий.

Мать потратила более двадцати лет на создание --">