Джеймс Гриппандо - Тот, кто умрет последним

настолько возросли, что калькуляторы перегревались, когда супруги подсчитывали, сколько им придется платить по истечении срока оплаты ссуды. Между тем на стенах их заведения еще не высохла краска, когда безымянный тропический ураган ворвался на их торговую улицу и унес красно-белые, в клеточку, скатерти со столов на ближайшую парковку. Поскольку ресторан на случай наводнения застрахован не был, открыть его вновь так и не удалось. Три года спустя муж Салли уже работал в двух местах, а она стала «девушкой Хуттера». Но их совместной зарплаты не хватало даже для минимального погашения кредита, взятого под залог ресторана.

Кое-кто говорил, что у Салли нет никакой гордости. Но она была слишком горда, так горда, чтобы «бросить полотенце» и заявить о своем банкротстве.

– Мамуля-а-а-а, – послышался тоненький голосок из спальни в конце холла. Их четырехлетняя дочь всегда засыпала с трудом, так что в обращении к мамочке в полночь не было ничего необычного.

Салли подняла глаза от своего чекового гроссбуха, но со стула не встала.

– Кэтрин, пожалуйста, засыпай.

– Но я хочу рассказик.

Салли колебалась. Было поздно. Но, работая до одиннадцати часов ночи пять дней в неделю, она не могла позволить себе роскоши укладывать свою дочку спать. Это было обязанностью Майка, пока он не стал охранником с рабочим днем от восьми утра до полуночи, или его матери, которая была так добра, что приходила каждую ночь и смотрела телевизор, пока Кэтрин спала, заполняя тем самым время между возвращением Салли с работы и уходом Майка на его вторую службу. При мысли о том, что ей придется почитать Кэтрин книжку, сердце Салли оттаяло. Она встала из-за стола и пошла в спальню.

– Хорошо, только один рассказик.

– Да!

– Но потом ты уснешь, обещаешь?

– Обещаю.

Салли улеглась рядом с Кэтрин, откинувшись на спинку кровати; дочка посапывала рядом.

– Какой рассказ ты хотела бы послушать?

– Вот этот, – ответила девочка, взяв книгу с ночного столика.

– «Там, где находятся дикие вещи», – прочитала Салли заголовок. Она хорошо знала этот рассказ о мальчике, чье воображение превращало его спальню в страшный остров, полный монстров, правителем которых в конце концов он и становился. Салли помнила, как эту же историю читала ей мать, когда она была еще маленькой девочкой, и ей снились страшные сны. Теперь, двадцать лет спустя, ничего не изменилось. Сознание ребенка по-прежнему во власти страха.

– Тебе все еще снятся страшные сны, малышка?

– Мм…

– Почему?

– Я боюсь.

– Кого?

– Монстра.

– Монстров нет.

– Нет, они есть. Вон там. – Девочка указала на шторы, закрывающие раздвижную стеклянную дверь.

– Нет, сладкая моя, никаких монстров там нет.

– Правда?

– Ну ладно. Давай читать рассказ.

Читая, Салли чувствовала, как дочка уткнулась лицом в ее грудь, прямо над сердцем. Читала она с выражением, так что монстры говорили у нее каждый по-своему, чтобы не пугать малышку. Та заснула еще до того, как мальчик по имени Макс вернулся с далекого острова в свою безопасную квартиру. Саллли осторожно встала с кровати, поцеловала Кэтрин в лобик и вышла на цыпочках из комнаты.

И опять счета. Финансирование типа «зеленый лист». Это было прекрасно. Две тысячи за компьютерное оборудование и ресторанное программное обеспечение, которое они сдали внаем на пять лет за двадцать восемь тысяч долларов. Вот это сделка!

– Мамуля! – снова послышалось из спальни.

– Что, милая?

– Я боюсь. Там монстры.

Салли встала из-за кухонного стола и направилась в спальню, но тут же остановилась. Ей не хотелось, чтобы девочка заставила ее вернуться.

– Таких чудовищ, как монстры, нет.

– Но, мамуля…

– Пора спать.

– А можно оставить свет?

– Я оставлю свет в холле.

– Спасибо, мамуля, ты лучше всех.

Трудно проявлять твердость по отношению к человечку, который говорит, что ты лучше всех, и верит в это.

– Спокойной ночи, – улыбнулась Салли, – я тебя люблю.

– И я тоже люблю тебя.

Салли вернулась на кухню, но заниматься стопками счетов ей не хотелось. Подошел срок арендной платы, и только Бог знал, откуда взять такие деньги. Аренда целого дома, а не только одной квартиры была одним из проявлений безрассудства в их финансовых делах. Это было безрассудством даже в случае со старым унылым двухэтажным домом, состоящим из двух спален и одной ванной комнаты, который любой строитель счел бы пригодным только для сноса. Однако Салли выросла в квартире без двора, без --">