Энн Перри - Заложники

позволить себе не обращать внимания на внешний вид. Там некому будет осуждать или выговаривать, что жена министра и вождя протестантского дела показывает неподобающий пример. Во всяком случае, то, что на ней надето, не имело отношения к свободе вероисповедания, за которую Коннор сражался еще с тех пор, когда сам был в возрасте Лайама, принеся в жертву легкосердечие и чересчур краткую безответственность юности.

Только стоило ли затевать спор сейчас, накануне того редкого времени, когда они будут вместе? Это склонит мужа к мысли, будто ему перечат и она намеренно бросает ему вызов. Так было всегда. А ей хотелось, чтобы эта неделя стала для них временем без тревог, давления и угроз, какие приходится каждый день переносить дома. Или в Лондоне.

Не произнеся ни слова, она выложила брюки (все, кроме одной пары) и заменила их юбками.

Муж ничего не сказал, но по его лицу она видела — доволен. Вид у него был усталый. Сеточка тонких морщинок вокруг глаз стала гуще, да и на висках седых волос прибавилось. Как он ни жаловался, как ни отрицал, а отдых ему нужен даже больше, чей ей. Нужны дни без служения партии, без решений; ночи, когда можно поспать, не опасаясь, что разбудит телефон; необходима возможность поговорить, не взвешивая каждое слово, чтобы не поняли превратно и не процитировали неточно. Она вновь ощутила легкий трепет удовольствия и улыбнулась мужу.

Тот не заметил. Ушел, закрыв за собой дверь.

Бриджит была потрясена, хотя и понимала, что это глупо. Слишком много приходится ему держать в голове, чтобы обращать внимание на сентиментальные пустяки. Он вправе ожидать, что жена воспримет подобные вещи как должное. За двадцать четыре года их брака он ее ни разу не подвел. Он никого никогда не подводил! Чего бы то ни стоило, всегда держал слово. И вся Северная Ирландия знала это — и католики, и протестанты. Обещанию Коннора О'Молли можно было верить, оно было крепким, как скала, непреложным, как слово Бога, и таким же жестким.

Бриджит ужаснулась. Да как она могла подумать о таком! Он ведет войну духа, в ней нет места полумерам и нельзя прельщаться на приманку компромисса. И он выбрал верные слова. Бриджит чувствовала, как ее одолевает искушение умерить недовольство и добиться хоть немного мира, поступиться истиной только для того, чтобы передохнуть от постоянной борьбы. От борьбы устали и душа, и сердце. Она изголодалась по смеху, дружбе, по обычным вещам повседневной жизни — без гнета внешней добродетельности и непреходящего внутреннего гнева.

Ему же это покажется слабостью, даже предательством. Праведное никогда не может пойти на компромисс с неправедным. Такова цена руководства другими — тут нет места снисходительности к себе. Сколько же раз он повторял это и действовал соответственно?

Бриджит бросила взгляд на брюки, выложенные из чемодана. Они удобные… и с ними можно носить легкие, на плоской подошве, туфли. Ведь считается, что они едут на отдых. И Бриджит опять сунула в чемодан две пары брюк — на самое дно. Все равно распаковывать вещи ей, муж не узнает.

Уложить вещи супруга труда не составляло: пижамы, нижнее белье, носки, побольше сорочек, чтобы он всегда ходил в свежей, свитера, повседневные брюки посветлее, туалетные принадлежности. Книги и бумаги он принесет сам — это область, которой, как считалось, она не должна касаться.

Три чемодана средних размеров и портфель Коннора легко уместятся в багажнике машины. Телохранители, Билли и Иэн, поедут отдельно, в машине следом, и они не ее забота. По правде говоря, она постарается представить, что их нет вовсе. Они необходимы, разумеется. Коннор находился под прицелом у ИРА, хотя, насколько ей было известно, республиканцы ни разу не угрожали ему физической расправой. Политически такой поступок был бы большой глупостью, став тем, что объединило бы все разновеликие протестантские группировки в едином мощном порыве возмущения.

А что касается словесных нападок, то Коннор платил своим хулителям той же монетой, а то и похлеще. Он обладал даром слова, знаниями, но главным была страсть, так что его проповеди и политические выступления (порой трудно было определить, где заканчивается одно и начинается другое) изрыгались как раскаленная лава, чтобы испепелить тех, кого не устраивало его представление о выживании и свободе протестантизма. Порой они с той же яростью обрушивались и на тех, кто позволял себе колебания или, с его точки зрения, был повинен в величайшем из грехов — --">