Уоррен Мерфи , Ричард Сэпир - Сладкие сны

ответил Римо. – Это арабская цифра. Римские цифры используются только на чемпионатах мира. Знаешь, такие крестики с палочками. Как ты думаешь, почему говорят «арабские цифры»? Если бы арабы действительно умели считать, их войны не длились бы всего несколько дней. Может быть, им приятнее, когда их побеждают быстро?

Конечно, у парня не все дома, понял Меррик.

– Это мой номер, – задыхаясь, проговорил Меррик, – он означает, что я внесен шестым... в список... участников... Понял? Какой... твой номер?

Римо не ответил. Внезапно Меррик почувствовал легкое прикосновение к груди, и ему стало прохладнее. Он взглянул на свою майку: там, где был номер, теперь зияла дыра.

Он снова посмотрел на Римо, который прибавил скорость и почти исчез из вида, словно Меррик не бежал, а стоял на месте. Меррик увидел, что Римо прикрепляет к своей груди какой-то лоскут. Он понял, что лоскут – не что иное, как его, Меррика, номер.

Это было слишком. Четыре года неустанного труда псу под хвост! Мошенник удирал с его номером!

Меррик еще мальчишкой мечтал об участии в бостонском марафоне. Но четыре года назад он решил принимать участие в «Двухсотлетнем» марафоне. Если он выйдет победителем, его имя прославится в веках. Четыре года неустанных тренировок!

Каждый день после работы он пробегал расстояние в семь миль до своего дома, прижав к груди портфель. Жена Кэрол встречала его иронической улыбкой, видя промокшую от пота дорогую рубашку и костюм фирмы «Брукс Бразерс».

Вечерами он прилагал нечеловеческие усилия, чтобы отстирать нижнее белье. На второй день тренировок он загубил добротные ботинки из дубленой кожи и теперь носил с собой на работу в пакете пару адидасовских кроссовок.

Вместо ленча он бегал по кругу в туалете, останавливаясь причесаться перед зеркалом, как только кто-нибудь входил. Когда его коллеги пили кофе, он тренировался в раздевалке.

Очень скоро его персона стала предметом досужих разговоров и объектом веселых шуток.

В один прекрасный день незнакомый голос в телефонной трубке сообщил жене Меррика, что в офисе заключено пари: умрет ли первым от инфаркта сам Меррик, или же появится первая жертва удушающих испарений, исходящих от Меррика. Кэрол решила серьезно поговорить с мужем.

– Что ты хочешь доказать своим идиотским поведением? – спросила она. – Ты никогда не станешь профессиональным спортсменом. Займись-ка лучше бегом на кухню и обратно.

Ей понравились собственные слова, и она рассмеялась. Джеймс Меррик проигнорировал замечание и продолжал бегать.

За день до марафона Меррик наклонился к своему двенадцатилетнему сыну, сидящему перед телевизором.

– Дэвид, как тебе понравится, если твой старик выиграет завтрашний марафон?

– Пап, не мешай. Дай посмотреть.

Меррик подскочил, как ужаленный. Он уставился в экран телевизора и заскрипел зубами при виде лысого толстяка, поющего сентиментальную песенку. Ему-то не надо бегать!

– Дэвид, завтра я должен пробежать двадцать шесть миль. – Меррик попытался улыбнуться, но его усилия были истрачены впустую: Дэвид даже не обернулся. – Правда, здорово?

– Да, пап.

Меррик почувствовал некоторое облегчение.

– А человек, стоящий шесть миллионов, получил сегодня за час столько же, сколько победитель марафона, – добавил Дэвид.

Сердце у Меррика упало.

– Даже не за час, как это они говорят. За пять минут или чуть больше того. В медленном темпе. Потрясающий успех!

Дэвид протанцевал в медленном темпе по комнате. Меррику показалось, что он остался в полном одиночестве на арктическом побережье. Его словно обдало холодом.

Он им еще покажет! Он им всем покажет!

Утром, в день соревнований, Меррик одевался с радужными надеждами на успех. В то же самое утро Римо проснулся с полной уверенностью, что все будет так, как он задумал. Ему стало невыносимо скучно.

Было скучно спать каждую ночь сном младенца. Просыпаться в урочное время. Всегда быть в добром здравии. Он пришел к выводу, что только несчастья придают жизни пикантность.

Римо посмотрел на себя в зеркало. Темные глаза. Загорелое лицо. Выступающие скулы. Даже несмотря на широкие запястья, Римо не был похож на наемного убийцу – ассасина.

Римо брился. Точные плавные взмахи, ни одного лишнего движения.

Само совершенство.

До чего он был сам себе отвратителен!

Интересно, почему он до сих пор не перерезал себе горло, как другие?

Однажды он попытался это сделать. Он вспомнил жгучее прикосновение --">