Роберт Ладлэм - Бумага Мэтлока

казалось, лишь подтверждала, что Мэтлок пойдет проторенным путем.

Но тут с Джеймсом Барбур-Мэтлоком стало происходить что-то непонятное. Началось все с армии.

Тогда, на рубеже пятидесятых — шестидесятых годов, Мэтлоку достаточно было согласиться отслужить лишние полгода, чтобы обеспечить себе спокойное существование в качестве интенданта — скорее всего в Вашингтоне или Нью-Йорке, учитывая связи его семьи. Однако вследствие целой серии нарушении, вплоть до неподчинения начальству, он получил самое нежелательное назначение — Вьетнам, где разворачивались ожесточенные бои. Пока Мэтлок находился в дельте реки Меконг, он умудрился дважды попасть под военно-полевой суд.

Впрочем, никаких идеологических мотивов за этим, видимо, не стояло — просто неумение приспособиться к обстановке.

Возвращение Мэтлока к гражданской жизни также было отмечено целым рядом осложнений — сначала с родителями, а затем с женой. Неожиданно Джеймс Барбур-Мэтлок, учившийся в свое время достаточно хорошо, но не более того, вдруг снял небольшую квартиру на Морнингсайд-Хейтс^[2]и поступил в аспирантуру Колумбийского университета.

Жена прожила с ним три с половиной месяца, после чего тихо развелась и быстро исчезла из его жизни.

Следующие несколько лет ничем особенным не отличались — Мэтлок неисправимый превращался в Мэтлока ученого. Он работал не покладая рук и через год и два месяца получил степень бакалавра, а двумя годами позже защитил докторскую диссертацию. Затем — вроде бы примирение с родителями и работа на кафедре английского языка и литературы в Карлайлском университете, штат Коннектикут. С тех пор Мэтлок опубликовал целый ряд книг и статей и приобрел завидную репутацию в академических кругах. Он был «исключительно контактен» (дурацкое выражение), вполне прилично обеспечен, а те неприятные черты, которые раньше восстанавливали против него людей, теперь, видимо, исчезли. Так что Джеймс Барбур-Мэтлок Второй имеет основания быть довольным, думал Лоринг. Жизнь у него неплохо налажена: прикрыт со всех флангов; в личном плане тоже полный порядок. В последнее время он, не слишком это афишируя, встречался с аспиранткой по имени Патриция Бэллентайн. Жили они отдельно, но, согласно имеющимся данным, были любовниками. Однако женитьбой там и не пахло. Девушка заканчивала работу над докторской диссертацией по археологии, и по крайней мере с десяток фондов мог послать ее в дальние страны, где еще много нераскрытых тайн. Судя по всему. Патриция Бэллентайн вовсе не собиралась замуж.

«Ну а Мэтлок? — раздумывал Ральф Лоринг. — Что говорят о нем факты? Оправдывают ли они наш выбор?»

Они его не оправдывали. Да и не могли оправдать. Здесь нужен настоящий профессионал. Слишком много неожиданностей и ловушек подстерегает дилетанта.

Но, как это ни дико, если Мэтлок наделает ошибок и попадет в ловушку, он сможет добиться большего и гораздо быстрее, чем любой профессионал.

И заплатит за это жизнью.

— А почему вы все считаете, что он согласится? — спросил Крэнстон. Они приближались к дому Лоринга, и Крэнстон уже не в силах был сдерживать любопытство.

— Что? Прости, что ты сказал?

— Почему вы считаете, что он обязательно примет ваше предложение? Почему он должен согласиться?

— Из-за младшего брата. На десять лет моложе. Родители уже очень старые. И очень богатые и независимые. Мэтлок считает себя ответственным.

— За что?

— За смерть брата. Три года назад тот покончил с собой, приняв большую дозу героина.

* * *

Ральф Лоринг медленно вел взятую напрокат машину по широкой улице, обсаженной деревьями, мимо огромных старых домов с ухоженными газонами. Среди них встречались дома студенческих братств, но гораздо реже, чем десять лет назад. Социальная обособленность пятидесятых и начала шестидесятых годов уходила в прошлое. Некоторые большие здания назывались теперь по-другому — «Палата представителей», «Водолей» (что вполне естественно), «Африканское содружество», «Уорик», «Лумумба-Холл».

Карлайлский университет в Коннектикуте был одним из престижных учебных заведений, которых так много в Новой Англии. Администрация под руководством ректора доктора Адриана Силфонта перестраивала университет, пытаясь приблизить его к нормам второй половины двадцатого столетия. Неизбежные студенческие протесты, бороды и интерес к изучению Африки соседствовали со степенным богатством, эмблемами закрытых клубов --">