Helen Han - Проклятье в наследство (самиздат)

вздрогнула.

В стороне в большую гору веток, деревяшек и палок что-то разливали, а рядом собиралась толпа. Побежденного тащили именно туда.

– Спаси!

Девушка бездействовала, не зная, что делать, кого спасать и как, она стояла и смотрела, как несколько существ привязывали чье-то тело к столбу и ставили его над кучей для костра. Огонь вспыхнул, и через пару мгновений раздался истошный крик. Амали, сама того не осознавая, уже медленно шла через дымящееся поле боя, пытаясь разглядеть лица, тех, кого казнили, кто победил, кто стоял в толпе, но все было тщетно. Она даже не могла разобрать ни одного слова, хотя все гудели, а победитель что-то говорил остальным. Он достал черный небольшой прямоугольный предмет, похожий на книгу, и, продемонстрировав толпе, бросил в костер. Пламя вспыхнуло сильнее, а жертва крикнула еще громче.

– Скорее! – уже ослабевший голос донесся до Амали, и она, как подмененная, рванула к толпе, намереваясь спасти побежденного, но даже не представляя как.

Оказавшись почти вплотную у огня, девушка ужаснулась, разглядев, наконец, лица тех двоих. Она узнала в них себя! Только они были гораздо старше, и у одной был шрам на шее, а у другой нет.

– «Чего ты ждешь? Спаси меня!» – Амали встретилась взглядом с собой, горящей в костре, и ее охватили ужас и жар.

– Ничего не теряла? – спросила та, что была со шрамом, держа за цепочку сияющий кулон.

Десять маленьких разноцветных полупрозрачных камней, сплетенные между собой золотой тонкой оправой. Украшение очень напоминало миниатюрную солнечную систему с солнцем и планетами. Даже размеры всех камней были разными. Увидев свой кулон, Амали резко почувствовала жжение в груди.

– Забудь! Он тебе больше не нужен, – добавила девушка со шрамом и бросила украшение в огонь.

– А-а-а! – сильнее прежнего вскрикнула та, что горела в костре, а саму Амали скрутило от ужасной боли.

Она открыла глаза в темноте, тяжело дыша, сжимая на груди в кулаке часть ночной рубашки. По еле различимым силуэтам, девушка догадалась, что она была в лазарете. Нащупав сбоку на тумбочке лампу, Амали зажгла свет.

Да, та же комната, в которой засыпала. Ничего не изменилось, кроме внутреннего состояния и порядка мыслей в голове. «Запоминай все, что происходит и делай выводы», – всплыли в памяти слова рыжей девочки из видений. Амали смотрела в одну точку, задумавшись над тем, что только что приснилось и тем, что было до этого. Ее взгляд был неподвижен и даже безумен, но совсем не пуст. Вспоминая свою первую встречу со странным дедушкой, его иллюзии, слова все прошлые сны, девушка уловила тонкую связь между всем этим. А вскоре размышления указали ей на ту самую нить, которая связывала видения и ее жизнь. Понятно теперь, почему ее так опекали профессора, а потом и вовсе перевели на тайный факультет, воспользовавшись ситуацией на озере. Все ответы крылись в той черной книге, которую она одномоментно прочитала, но мало, что тогда поняла. Хотя… У Амали еще столько вопросов осталось. Задать только их некому.

Эпилог

В просторном кабинете, где приятно пахло мятой и старыми бумагами, где окна были плотно занавешены, где всюду встречались интересные и необычные предметы, за своим большим деревянным столом сидел старик, задумчиво поглаживая бороду. Он смотрел на картину, что висела на одной из стен, изображавшая сцену сражения ангела и демона на поле боя. Глобус шумел под потолком в центре помещения и мягко освещал пространство вокруг. Перед ректором лежала открытая на последней странице книга с черной обложкой, а около нее тонкая стопка бумаг.

Неожиданно раздался стук в дверь. Старик разрешил войти лишь спустя некоторое время, никак не в силах вынырнуть из раздумий.

– Профессор Мальеттеро, Вы меня просили зайти? – Сумирьер стоял на пороге.

– Да, пройди, сядь, – не отрывая глаз от картины, сказал он.

– Что-то срочное?

– Я не могу о таком соврать ее родителям, – ректор, наконец-то, перевел взгляд на собеседника, и пододвинул ему верхний лист из стопки бумаг. – Просто остальных будет проще, там никакой лжи. Погибли или отчислены, а здесь… – с сожалением в голосе и тоской в глазах произнес он.

– Тогда ничего не сообщайте. Разве так нельзя? – удивился Парлави.

– Нет, нельзя. Я обязан сообщать семьям о смертях и отчислениях, даже о переводах должен информировать… – --">