Джессика Гудман - Они хотят быть как мы

блейзера с эмблемой подготовительной школы «Голд Кост»^[2] она закатала до локтей в искусной, но небрежной манере. Никки – одна из немногих, кому удается придать шик нашей уродливой школьной форме.

К счастью, прошлой ночью меня не мучили кошмары и почти вечные мешки под глазами исчезли. Не повредило и то, что у меня оказалось несколько лишних минут, чтобы нанести толстый слой туши на ресницы и привести в порядок брови.

Когда Никки вырулила с подъездной дорожки моего дома, у меня закружилась голова от предвкушения. Наше время пришло. Наконец-то мы добрались до вершины.

Но теперь, когда мы действительно здесь, впервые на парковке для выпускников «Голд Кост», дрожь пробегает у меня по спине. Нам предстоит пройти через мемориал Шайлы, и он висит над нами, как облако, готовое пролиться дождем и смыть все следы веселья.

Смерть Шайлы стала первой за всю историю «Голд Кост», поэтому никто не знал, как себя вести и что делать. Но, так или иначе, выход нашли. Учебный год решили начинать с пятнадцатиминутной церемонии в честь Шайлы, сохраняя эту традицию до тех пор, пока мы не окончим школу. И в качестве благодарности Арнольды выразили желание пожертвовать средства на обустройство нового английского крыла, названного именем Шайлы. Хорошо сыграно, директор Вайнгартен.

Но никто не хотел вспоминать Грэма Кэллоуэя. Его имя даже не произносили вслух.

Прошлогодняя церемония памяти прошла не так уж плохо. Вайнгартен взял слово и сказал что-то о том, как Шайла любила математику – вот уж неправда! – и с какой радостью начала бы углубленный курс по этому предмету, будь она по-прежнему с нами, – насчет этого он тоже загнул. Как и год назад, прибыли мистер и миссис Арнольд, заняли места в первом ряду аудитории, вытирая щеки хлопчатобумажными носовыми платками, старомодными и настолько ветхими, что выглядели почти прозрачными и, вероятно, хранили следы соплей десятилетней давности.

Мы вшестером сидели рядом с ними, на почетных местах, олицетворяя собой уцелевшую когорту Шайлы. Нас, избранных, было восемь человек. Но после той ночи осталось шестеро.

Когда Никки протискивается на парковочное место, отведенное для президента класса, там нас уже поджидает Квентин.

– Мы – выпускники, суки! – восклицает он и шлепает по моему окну тетрадным листком с наспех нарисованной карикатурой нашей троицы. Никки изображена с председательским молотком президента выпускного класса, я держусь за телескоп вдвое больше меня, а фигура Квентина залита огненной краской в тон его волосам. От картинки нашего маленького трио мое сердце тает.

Я радостно взвизгиваю при виде настоящего Квентина и распахиваю дверцу машины, бросаясь ему на грудь.

– Ты здесь! – Я утыкаюсь лицом в его пухлую грудь.

– Ой, Джилл, – смеется он. – Иди сюда, Никки. – Она кидается в наши объятия, и я вдыхаю росистый запах белья Квентина. Никки оставляет липкий поцелуй на моей щеке. В считаные секунды к нам подлетают остальные. Роберт, с зачесанными назад волосами, делает последнюю затяжку мятной электронной сигареты «Джул» и прячет ее в карман кожаной куртки. Ему светит куча взысканий за кожанку вместо блейзера, но Роберту все нипочем. – Не могу поверить, что нам придется снова пройти через это, – говорит он.

– Что ты имеешь в виду? Школу или Шайлу? – Генри подходит сзади и кладет руку мне на ягодицу, покусывая мочку моего уха. От него исходит обалденный запах мужчины – аромат свежескошенной травы с примесью дорогого французского дезодоранта. Я краснею, думая о том, что сегодня нас двоих впервые увидят в школе как пару, и чуть склоняюсь к нему, утыкаясь плечом ему под мышку.

– А ты как думаешь? – Роберт закатывает глаза.

– Заткнитесь вы, идиоты, – одергивает их Марла, перекидывая платиновую косу через мускулистое плечо. Лицо у нее загорелое после лета тренировок в лучшем спортивном лагере Новой Англии по хоккею на траве. Клюшка болтается за спиной в холщовой сумке, откуда торчит обмотанная клейкой лентой ручка. Как высший символ будущей университетской реальности. Она носит его с гордостью.

– Как скажешь, – бормочет Роберт. – Давайте покончим с этим. – Он устремляется вперед, увлекая нас за собой на травянистый двор, ухоженный и нетронутый после лета без школьников. Если встать в правильном месте, под часовой башней и на два шага правее, можно увидеть полоску пролива Лонг-Айленд всего в миле вниз по дороге и высокие парусники, осторожно --">