Себастьян Жапризо - Бег зайца через поля

станцию, и останавливается, растянувшись вдоль перрона, цыгане не двигаются со своих мест. Они следят за дверями вагонов, оглядывая весь состав от головы до хвоста, явно ожидая кого-то, кто должен сойти. Но никто не сходит.

По крайней мере на ту сторону, где они стоят.

С противоположной стороны открывается одна-единственная дверца. Чья-то рука выбрасывает на пути чемодан и пиджак, затем появляется мужчина.

Ему лет тридцать, и у него вид затравленного зверя. Это Тони Кардо.

Едва он успевает спрыгнуть на насыпь и нагнуться, чтобы поднять чемодан, как перед его глазами со щелчком выскакивает лезвие ножа.

Тут оказывается еще двое цыган. Тот, у которого в руке нож, одет побогаче: штаны из черного бархата, расшитый жилет, в ухе золотое кольцо. Второй держит руку на кармане заношенной куртки. Нетрудно догадаться, что сквозь ткань он наставляет на Тони револьвер.

Цыган с ножом спрашивает — Антуан Кардо?

Тот мотает головой — впрочем, недостаточно убедительно.

Кончиком лезвия цыган приоткрывает у Тони рубашку грудь забинтована, на повязке пятно высохшей крови.

— Наши нью-йоркские братья сработали неудачно. Но здесь завершается твой долгий путь. Тони.

— Выслушайте меня. Это был несчастный случай! Это признал даже суд1 — У нас разные законы, Тони Мужайся, пошли.

Тони инстинктивно пятится, но его придерживает другой цыган. Те трое, что были с другой стороны, стоят теперь здесь, у головы поезда. За ними, на насыпи, огромный лимузин. На дверце у него нарисована стилизованная желто-розовая маргаритка.

— Пошли. Не вынуждай меня делать это здесь, — повторяет цыган с ножом.

Тони порывается подобрать с земли чемодан и пиджак, но цыган останавливает его.

— Вещи тебе больше не понадобятся.

Стиснутый с боков стражами, Тони шагает к голове поезда.

В эту минуту состав трогается. В окнах проплывают лица ни о чем не подозревающих пассажиров.

Дверь, из которой спускался Тони, по-прежнему открытая, поравнялась с ним. Неожиданно для цыган он вырывается и запрыгивает в вагон.

Пересечь тамбур, рвануть на себя противоположную дверь и выскочить из нее — все это заняло считанные секунды Тони кубарем скатывается по насыпи и в траве вскакивает на ноги.

Вокруг, насколько хватает глаз, простираются поля и леса.

Поставив все на карту, он не оглядывается, а опрометью бежит по прерии. Мчится во весь дух, перемахивает через изгородь, за которой луг идет под уклон.

Наконец, едва не падая с ног, входит под багряную листву леса.

Спустя какое-то время он уже шагает по обочине автострады в сорока милях от Монреаля, отчаянно жестикулируя, безуспешно пытается остановить какую-нибудь из проносящихся мимо автомашин. В конце концов притормаживает тяжелый грузовик — ровно настолько, чтобы Тони успел открыть дверцу и заскочить в кабину.

Чемодан и пиджак Тони с размаху брошены на землю у ног мужчины с ножом. Цыган, усыпанный драгоценностями, гневно восклицает на родном языке:

— Нас пятеро! Пятеро! И он от нас удрал!

— Нас не пятеро. Нас десятки, нас сотни, нас тысячи!

Подхватив чемодан Тони, цыган распахивает его и вываливает содержимое на землю.

Ну, чего ждете?

Остальные принимаются методично уничтожать пожитки беглеца.

— Куда бы он ни подался, мы там будем! Его песенка спета. И, чтобы придать своим словам больший вес, он раздирает надвое пиджак Тони.

ДЕТСКАЯ КРОВАТКА

Барабаны и трубы.

На обширной лужайке, окруженной красными строениями викторианской эпохи, посреди разноцветных знамен проходит парад майореток.

У той, что их ведет, в правой руке шпага. Это яркая блондинка, исполненная сознания собственной значимости, в белых сапожках, белой мини-юбке и кивере с золотыми галунами.

Она по-военному чеканит шаг, делает резкий поворот — так, что в воздух взметается ее роскошная грива, но лицо хранит каменную неподвижность. Она не смотрит ни на свой отряд, ни на собравшихся по краям лужайки зевак.

Она смотрит лишь внутрь себя.

* * *

Это происходит в Вестмаунте, одном из фешенебельных кварталов Монреаля.

* * *

А Тони Кардо в эту минуту находится на другом конце огромного города. Подобравший его водитель, должно быть, высадил его на южном берегу реки Св. Лаврентия, потому что последние мили, оставшиеся до города, Тони приходится преодолевать пешком. Изнуренный, в потемневшей от пота и пыли белой рубашке, со сбившимся набок галстуком, он в одиночестве шагает по --">