Марина Серова - Ты отдашь все!

прихожую. – У меня для вас новость, ребята.

– Какая новость? – насторожилась эмоциональная Марина.

– Вы сейчас будете трепетать! – неожиданно повысил голос Гайворонский. – Вы сейчас будете трепетать, потому что Лева возвращается!

Всеволод сделал особый акцент на имени «Лева» и принял торжественную позу.

– Лева?

В этом коротком возгласе девушки отразился целых спектр чувств. Вначале удивление, затем радость, а под конец в нем просквозили замешательство и некая растерянность. Она перевела взгляд своих зеленых глаз на мужа. Он не столь явно выразил свое отношение к этому известию, только неопределенно приподнял брови.

– Вот как? – сказал он. – И когда же? В семь сорок, должно быть?

И хозяин дома начал напевать народную одесскую песенку себе под нос. Сева же снял ботинки, аккуратно поставил их в угол и обратился к Максиму:

– Замолчите, юноша, у вас нет слуха! Вот Лева приедет, он вам всем покажет! Он вас построит, всех. А я его еще и накручу. Я ему все расскажу, что вы о нем говорили.

– А что мы такое говорили? Что он уже достал всех своим злым юмором? Так об этом и так все знают, мы и ему в глаза не раз говорили, что побольше теплоты и открытости к людям ему бы проявить совсем не помешало, – заметил Максим.

– Ладно-ладно, – махнул рукой Гайворонский. – Оправдывайтесь теперь перед Левой!

– Почему это мы должны оправдываться! – отмахнулась Марина. – Ой, хватит стращать нас своим Левой. Идем-ка лучше чай пить, мы как раз только что поужинали.

– Понятно, меня не дождались, – притворно вздохнул Гайворонский. – Чего еще ждать от вашей семейки!

Он прошел и уселся на лучшее место, на единственный мягкий стул в этом доме. Марина и Максим расселись по своим местам, и Заботкина пододвинула Всеволоду стакан с чаем.

– И почему это мы – евреи? – допивая свой чай, сказала она. – Сколько можно сваливать с больной головы на здоровую!

– А вы посмотрите на своего супруга! Это же вылитый славянский патриот! Вы взгляните на его «рязанскую физиономию!» – с пафосом, иронично проговорил Гайворонский. – Просто Есенин! Белокурая бестия! Наизнанку!

Лицо Максима Заботкина отнюдь не являлось образцом славянского антропологического типа. При желании его можно было бы назвать французом, итальянцем, а включив обостренную фантазию – арабом или турком. У него были миндалевидные карие глаза с длинными загнутыми ресницами, тонкий с горбинкой нос, продолговатое смуглое лицо и черные волнистые волосы. Мать Заботкина умерла давно, воспитывали его бабушка и дедушка. И после их смерти он среди старых бумаг нашел свидетельство тому, что его мать была зачата в грехе, в конце тридцатых годов, и отцом ее был совсем не его умерший недавно дедушка, Иван Павлович, а лихой испанский анархист Максимио Санчес, сбежавший в Россию после установления на его родине диктатуры Франко. Отсюда, собственно, и росли корни некоего южного «аромата» во внешности переводчика Максима Заботкина, работавшего в одной из туристических фирм. Переводил, кстати, Максим с испанского и французского – сказывались все-таки, видимо, гены.

Гайворонский же предпочитал видеть в Заботкине еврея, потому что сам для себя он решил этот вопрос уже давно. И, будучи консерватором по натуре, он не был склонен менять свое мнение. Всеволод Олегович работал директором местного краеведческого музея, страдал славянофильством, идеализировал царскую Россию, а также, подобно многим русским интеллигентам, обостренно воспринимал еврейский вопрос.

В данной компании было принято подшучивать над веселой безобидной парой Заботкиных, не имевших в своих жилах ни капли еврейской крови. Усугубился этот вопрос после того, как Максим женился на Марине, чернобровой уроженке Дона, которую вся компания тоже радостно записала в «дщерь Сиона». Марина, хоть и обладала светло-зеленым цветом глаз, а такой смуглости, как у супруга, в лице ее не наблюдалось, тоже была брюнеткой, к тому же, волосы ее вились. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что пресловутый Лева Марков, также давний друг как Заботкина, так и Гайворонского, по матери был чистокровным евреем, и на этом основании несколько лет тому назад он эмигрировал в Германию. Но, в принципе, этот момент был не так уж и важен. Определяющим было другое – приезд Маркова в Россию грозил семье Заботкиных некими финансовыми осложнениями. И именно об этом и думали сейчас Максим и Марина.

– Он насовсем, что ли? – уточнил --">