Аркадий Карасик - Похищение королевы

беспокойся, старый бандит. Тебе уже сказано: существует срок давности. И на наше ходатайство можешь рассчитывать, — щедро пообещал Гулькин. Словно только от него зависит судьба старого бандита. — Подумать только, схлестнулись пути-дорожки воровских поколений… Интересно все же, как Айвазяну и его подельникам стало известно о драгоценностях?

Вопрос адресован Стулову. Гулькин либо не расслышал пояснений московского сыщика, либо пытался заставить его еще больше открыться. Любопытство присуще не только слабому полу, даже многоопытные сыскари подвержены этой «болезни».

— Я ведь сказал…

Видимо, Василий исчерпал отведенный ему лимит выдержки. Побледнел, покачнулся и обессиленно опустился на сундук. Обмяк, закрыл воспаленные глаза. Обморок!

Пришлось в срочном порядке вызывать Скорую. Стулова увезли.

Оперативники с трудом разбудили храпящего Дмитрия. Хлопали по багровым щекам, зажимали нос, терли уши. Наконец бандит пришел в себя. С недоумением огляделся, пошевелил руками, скованными наручниками и все понял. Обмяк и, покачиваясь, послушно пошел к выходу между двумя оперативниками.

Когда преступников выводили из коммуналки, я уловил взгляд Виталия, переполненный просьбой о прощении. Соответственно — помощи… Поздно, дорогой пасынок, раньше надо было думать и просить.

Мне не жалко пасынка, он заслужил кару, но почему должна мучиться Машенька? И как она посмотрит на мое участие в аресте сына, поймет или осудит? Сложатся наши отношения или распадутся под влиянием материнской слепой любви?

Обвиняйте меня в излишней сентиментальности и всепрощении, но, клянусь, будь это в моих силах, освободил бы Виталия. Не ради него — ради Машеньки. К сожалению или к радости, но спасение Виталия немыслимо. А вот спасти бывшую, дай Бог — сегодняшнюю, жену я обязан.

Мы уже собрались уходить, когда в открытой двери появилась… Верочка. Смущенная, бледная. За ее спиной я увидел Геннадия Викторовича. Он стоял чуть поодаль, в светлосером костюме, в ярком багровом галстуке, как обычно, подтянутый, ладный. Стоял и стеснительно улыбался.

Главарь мафиозной структуры, неважно, как ее обозвать: «крышей» либо «фундаментом», не только выручил «королеву красоты» из следственного изолятора — одному Богу известно, как ему удалось это сделать — но и сопроводил к родной бабке.

Наверняка, по линии уголовного розыска прошла — и не один раз! — информация о криминальной «организации» Доцента. С его фотороботом, возможно, и с настоящей фоткой. Почему его раньше не повязали? Держали в качестве приманки для более опасных преступников? Берегли, как музейный экспоната? Или просто не дошли руки?

Несмотря на все это, Доцент нашел в себе силы появиться перед ментами. Наверняка, знал о засаде, устроенной в коммуналке.

Верочка прислонилась к стене, непонимающе оглядывала коридор.

— С трудом уговорил явиться… с повинной, — с доброй насмешкой поведал криминальный босс. — Отбивалась, плакала. Спасибо вам, помогли, — обратился он к кому-то стоящему за его спиной.

— Ничего подобного, не преувеличивайте моих заслуг…

Машенька? Ее нежный, слегка вибрирующий голосок я не спутаю ни с одним женским голосом! Сердце сорвалось с насиженного места, подкатилось к горлу, в глазах забегали разноцветные точки.

Пусть меня осуждают, вешают на грудь позорные дощечки, громят в печати и по телевидению, ради Бога! Я подошел к Верочке, невежливо отодвинул ее в сторону и крепко, по-мужски, обнял Геннадия Викторовича, Доцента, главу криминальной группировки…

--">