Иван Владимирович Сербин - Гилгул

информации окрестили Баженова Потрошителем, так как „почерк“ его убийств в точности копировал „почерк“ пресловутого Джека-Потрошителя, действовавшего в конце прошлого века в Англии. Как известно, английский Потрошитель так и не был пойман. Московскому повезло меньше».

13 АПРЕЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ДЕНЬ. СОН

12 часов 47 минут «ОБВИНЯЕМЫЙ: Я знаю, они ждут меня. Каждый раз это происходит почти одинаково. ВРАЧ: В смысле? О: Голоса. Они похожи на птенцов, вылупляющихся из яйца. Скорлупа трескается, потом в ней образуется крохотная дырочка, в которую начинают сочиться голоса. В: Чьи голоса? Кто разговаривает? О: Они — между НИМ и мной. „Ангелы“ — самая близкая аналогия. В: Значит, вы разговариваете с ангелами. Или я чего-то не понял? Убийца слегка повернул голову, взглянул на собеседника искоса, едва заметно дернул плечом. О: Боюсь, что вы ничего не поняли».

* * *

Саша Товкай хмыкнул и придвинулся к монитору. Сидящий рядом Костя Балабанов победно улыбнулся.

— Я же говорил тебе, это интересно, — сообщил он. Саша кивнул, разглядывая Баженова. Высокий, лицо тонкое, умное. Внимательные темные глаза. Говорит спокойно, даже с некоторым безразличием, словно и нет ему дела до сидящего напротив нервничающего врача. Баженов казался выше собеседника. Внутренне выше. Маньяк стоял у окна и, скрестив руки на груди, смотрел в небо над крышами домов. Он не поворачивался к врачу. Отвечал не заученно-монотонно, а выдерживал небольшие паузы, словно обдумывая ответ. Хотя это вполне могло оказаться притворством. Возможно, Баженов заранее обдумал линию защиты и теперь только «проигрывал» ее.

— Сколько ему дадут? — спросил Саша. — Если экспертиза установит, что он вменяем?

— «Вышак», — ответил Костя. — Тут даже апелляцию и прошение о помиловании подавать бессмысленно. Лоб зеленкой помажут — и к стенке. Костя Балабанов был приятелем Саши еще с институтских времен. Работал он на Петровке оперативником. Именно его группа вычислила и задержала «Потрошителя» вчера утром. Но до вчерашнего утра было полгода упорной работы. И в течение этих шести месяцев Костя дважды навещал Сашу. После первого убийства — с бутылкой водки и тремя месяцами позже — со стопкой фотографий. Хотел проконсультироваться с психиатром. Саша тогда дал ему несколько рекомендаций. А сегодня утром… Сегодня было особое утро. Нет, не так. Все началось ночью…

* * *

Ему снился омерзительный, липкий кошмар. Ему снилось, что он умирает. Ему снилось, что его пронзили мечом насквозь. Тело хранило рваное ощущение внезапной вспышки и сильного толчка, опрокинувшего на спину. Это клинок ударился о латы, но уже пройдя сквозь тело, на спине. В животе горел огненный шар боли, и приходилось изо всех сил стискивать зубы, чтобы не закричать. Шестым чувством Саша понимал — кричать нельзя. Вокруг раскинулась необъятная бархатистая ночь, прорезаемая дрожащими отсветами близких пожаров, метались длинные тени, и где-то высоко над головой били железными крыльями невидимые птицы. И орали в тысячи сорванных глоток, нестройно, но все равно страшно: «Цваот Га-Шем! Вейирду!!!» Странное слово «вейирду», звучавшее как мистическое заклинание или проклятие, пугало Сашу едва ли не больше, чем скорая смерть. Некто бесформенно-черный, облаченный в непривычные одежды, стоя на коленях, распевно тянул монотонный речитатив. Тянул противно, на непонятном отрывистом языке, со все нарастающей мощью. Саша различал даже не слова — обрывки слов: «Иегу… Элоки… Геефено…» Колыхалось влажное жаркое марево, от которого спина покрывалась потом. Сквозь душную пелену сна Саша вдруг осознал, что у него самый обычный приступ аппендицита. Надо растолкать Татьяну, чтобы вызвала «Скорую». Но сил поднять веки не было, а он задыхался, потому что боль забивала горло и сдавливала легкие. Саша только немо распахивал рот да сжимал скрюченными пальцами живот, комкая собственную плоть. Ему вдруг стало ясно — все. Его больше нет. Он уже умер. Ему больше не удастся проснуться. Татьяна откроет утром глаза, а он рядом — синий, холодный, с искаженным от боли лицом. Просто беда какая-то. В эту самую секунду из темноты вынырнул невесть откуда взявшийся телефонный звонок. Освобождающе-громкий, сумасшедше-реальный среди ирреального кошмара смерти. Саша вскрикнул и открыл глаза. Темнота мгновенно растаяла, но боль и телефонная трель остались. Он лежал на животе, неловко подвернув под себя руку и --">