Стивен Спотсвуд - Фортуна на стороне мертвеца

поставленных на козлы. На нем валялись бумаги. Еще были лампа и армейский телефон, который поставили сюда, чтобы Макклоски мог звонить, не бегая к таксофону. Остальное пространство занимали узкая койка и кипа грязных тряпок, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся одеждой.

Моя спутница включила лампу. При свете захламленная каптерка не стала выглядеть лучше. Даже в обезьяньих клетках бывает чище.

— Опишите мистера Макклоски, — попросила она, не сводя с меня серо-голубых, как зимнее небо, глаз.

— Даже не знаю. Лет сорок. Выглядит обычно, клянусь.

Взгляд, которым она на меня посмотрела, впоследствии я привыкла называть «разочарованная учительница».

— Ничего обычного не существует, когда речь идет о людях. И не клянитесь, если не заставляют.

Я начала сожалеть, что не пустила в ход свинцовую трубу.

— Ладно, — осклабилась я. — Примерно на фут выше меня, значит, шесть футов, плюс-минус. Вес сотни две фунтов — по большей части жир, но и мышцы под ним есть. Похож на работягу, который любит прикладываться к бутылке. Судя по заплатам на штанах, у него всего две смены одежды, и все вместе и трех баксов не стоят. В общем, дешевка, но хочет, чтобы его считали тузом.

— С чего вы так решили? — осведомилась она.

— С того, сколько он мне платит. А кроме того, он не потратил и двадцати пяти центов на бритье, зато отдал пять баксов за липовые часы.

— Липовые?

— Поддельные, фальшивку.

— Откуда вы знаете, что они поддельные?

— Золотые ему точно не по карману.

И тут что-то блеснуло в ее глазах. Такой взгляд был у Мистерио, когда он распиливал свою прекрасную помощницу надвое.

— У вас есть его телефон на случай непредвиденных событий? — спросила она.

— Конечно. Но он велел звонить, только если случится что-то совсем ужасное.

— Кое-что ужасное и впрямь случилось, мисс…

— Без «мисс». Просто Паркер. Уиллоджин Паркер. Но все зовут меня Уилл.

— Позвоните Макклоски, Уилл. Скажите ему, что на площадку проник посторонний и не желает уходить. Скажите, что я спрашивала о золотых часах.

Сказать ему такое было легко, так как все так и было. Когда я повесила трубку, женщина (а она так и не представилась, и не думайте, что меня не покоробили такие дурные манеры) спросила, как звучал его голос.

Я ответила, что поначалу звучал как обычно — сонно и раздраженно. Но когда я упомянула часы, в голос вкрались панические нотки. Макклоски сказал, что сейчас же приедет, и велел не отпускать эту женщину.

Она довольно кивнула и села на койку — с прямой спиной, положив трость на колени и сжимая ее руками в перчатках. Потом закрыла глаза. Выглядела она такой же умиротворенной, как моя двоюродная бабушка Айда в церкви. А еще она напоминала портреты обездоленных женщин из журнала «Лайф» — побитые жизнью лица в терпеливом ожидании приближающейся бури.

Я подумывала спросить ее, в чем дело. Или хотя бы как ее зовут. В конце концов, имя-то у нее есть. Но решила, что не доставлю ей такого удовольствия. А потому просто стояла рядом и ждала.

Через десять минут молчания она вдруг открыла глаза и произнесла:

— Уилл, думаю, вам лучше выйти на Восьмую авеню. В двенадцати кварталах к югу есть полицейский участок.

— Хотите, чтобы я привела копов?

— Попросите их вызвать лейтенанта Натана Лейзенби. Скажите, что произошло убийство и Лилиан Пентикост велела немедленно прийти. Если, конечно, они не хотят узнать обо всем из «Таймс».

Я открыла рот, но она стрельнула в меня взглядом, в котором явно читался приказ не спорить, и я выскочила из каптерки и помчалась к Восьмой авеню, но у ворот остановилась.

Как я и говорила, я не люблю официальные власти, как и они меня, в особенности тех, что с пистолетами и дубинками и не прочь пустить последние в ход по собственному разумению. А кроме того, что себе вообразила эта женщина? Что я назову ее имя и сюда примчится целый взвод копов?

Лилиан Пентикост. Да кем она себя возомнила?

Так что я тихо вернулась, обогнув котлован. Прежде чем я успела дойти до каптерки, скрип тормозов на Сорок второй улице возвестил о прибытии Макклоски.

Я поспешила скрыться за шатким строением и пригнулась. Стены были тонкими, и я прекрасно все слышала. Но с тем же успехом могли слышать и меня, поэтому я сидела тихо и неподвижно.

Раздались шлепки шагов по твердой почве, а потом со скрипом отворилась дверь.

— Здрасте. Вы кто? И где маленькая циркачка?

— Я --">