Джон Гришэм - Повестка

двери, окинул взглядом хаотическое нагромождение книг. Черт побери, нужно все-таки выкроить время и навести хотя бы минимальный порядок.

Обстановка кабинета состояла из небольшого письменного стола, рабочего кресла и крошечной софы. Заваленный бумагами стол наводил на мысль, что хозяин его — человек чрезвычайно занятой. Но думать так было бы ошибкой. В весенний семестр Рэй читал лишь один курс — по антитрестовскому законодательству. Считалось, правда, что он пишет очередное исследование о промышленных монополиях. Труд был явно обречен на забвение, зато добавил бы лишнюю строку в список его научных публикаций. Как всяким уважающим себя профессором, Рэем двигало незыблемое правило академической жизни: «Печатайся либо канешь в безвестность».

Опустившись в кресло, он локтем сдвинул к краю стола бумаги.

Письмо было адресовано Н. Рэю Этли, профессору юридического факультета Виргинского университета, Шарлотсвилл, Виргиния. Буквы «о» и «е» в тексте выглядели совершенно одинаковыми черными кружками. Новая лента «Ундервуду» отца требовалась уже лет десять, а шрифт в машинке не чистили, наверное, ни разу. Литера «Н» означала «Натан», в честь генерала Форреста, однако знали об этом единицы. Самая громкая ссора между отцом и сыном произошла тогда, когда по окончании школы молодой человек решил отказаться от первой части своего имени и идти по жизни всего лишь Рэем.

Все свои письма судья упрямо адресовал в университет, ни единым посланием не удостоив квартиру в центре города, которую занимал сын. Судья с большим почтением относился к научным степеням, званиям, титулам и прочим регалиям, свидетельствующим о статусе. Он хотел, чтобы жители Клэнтона, хотя бы почтовые служащие, были в курсе, что его сын не кто-нибудь, а профессор юриспруденции. Впрочем, преподавал Рэй уже четырнадцатый год, и все в округе Форд, для кого данный факт что-то значил, об этом помнили.

Вскрыв конверт, он вытащил белый стандартный лист. В верхней его части типографским способом были отпечатаны строки с именем судьи, названием его прежней должности и полным адресом — за вычетом почтового кода: старик питал неизъяснимое отвращение к цифрам.

Обращался отец в письме к Рэю и его младшему брату Форресту — плодам неудачного брака, закончившегося в 1969 году со смертью их матери. Послание, как обычно, было кратким:

«Позаботьтесь о том, чтобы прибыть в воскресенье седьмого мая к пяти пополудни в мой кабинет для обсуждения вопроса о поместье.

Искренне ваш,

Ройбен В. Этли».

Гордая и четкая когда-то, выведенная готическими буквами подпись выглядела поблекшей и неуверенной. На протяжении многих лет благодаря ей вступали в силу решения, коренным образом менявшие жизни сотен, если не тысяч, людей. В свершившийся факт эта подпись превращала супружеские разводы, усыновление детей, лишение родительских прав. Она разрешала споры земельных собственников, мелкие семейные дрязги или проблемы, которые вспыхивали между кандидатами на выборные должности. Она служила олицетворением закона. Росчерк судьи был отлично известен жителям округа Форд. Но сейчас он свидетельствовал лишь о старческой немощи.

Рэй знал, что в любом случае явится на зов. Только что он получил повестку, и как бы эта повестка, диктат отцовской воли, ни раздражала, сомнений не оставалось: в указанный час вместе с братом он предстанет перед его честью, чтобы выслушать очередную лекцию. Когда судья назначал кому-то время, он считался только с собственными интересами. Мнения других людей его не волновали.

По-видимому, судьям вообще мало присуще проявление заботы об удобствах и нуждах простого человека. Подобный склад характера объясняется постоянным общением с нудными и ленивыми адвокатами, себялюбивыми истцами и ответчиками, с нерешительными, вечно колеблющимися присяжными. Членами собственной семьи Ройбен В. Этли всегда управлял точно так же, как переполненным залом суда. Именно поэтому Рэй предпочел преподавать право в Виргинии, вместо того чтобы остаться практикующим юристом в Миссисипи.

Он еще раз прочел текст повестки, а затем отложил лист бумаги в сторону, поднялся и подошел к окну. Кусты жасмина во дворе стояли в полном цвету. Особого раздражения письмо отца не вызвало, ощущалось лишь чувство слабой горечи: судья так и не сумел избавиться от замашек деспота. Ладно, Господь с ним. Сколько старик еще протянет? Пусть потешит себя. --">