Ежи Эдигей , Крыстин Земский , Г Анджапаридзе - Невидимые связи

Спотыкается и, теряя равновесие, падает. Пытается встать.

Щупает вокруг себя руками. Он ничего уже не видит.

Чувствует, что задыхается. Руку обжигает пламя. Он инстинктивно отдергивает ее и натыкается на что-то мягкое.

«Человек», – вспыхивает в сознании. Корч мгновенно приходит в себя. «Спасти, во что бы то ни стало спасти!» С

трудом он поднимается на колени, тащит безжизненное тело. «Сколько прошло времени? Секунды, минуты, часы, вечность?…»

Вдруг он чувствует, как чьи-то руки подхватывают его, поднимают с земли. Кто-то пытается разжать его пальцы, конвульсивно сжимающие одежду спасенного. «Нет, он его не выпустит».

Волна свежего воздуха. «Наконец-то!» Он пытается вздохнуть. Тело пронизывает острая боль, и Корч теряет сознание.

ГЛАВА III

Знойный июльский полдень. Воздух недвижим. Нечем дышать. Раскаленные солнцем камни обжигают ноги.

Корч сворачивает в небольшую зеленую улочку. Здесь чуть прохладней. Кроны лип отбрасывают густую тень.

Улочка словно вымерла. Не видать ни души. Рабочий день еще не кончился, и в магазинах полупусто. Женщины в домах готовят обед. Дети или выехали в лагеря, или на озере. Пусто и сонно, словно в пору сиесты, и лишь коты греются на солнце.

Только через час оживут снова улицы. Наполнятся спешащей по домам толпой. Потом движение вновь замрет.

Появится публика лишь под вечер, заполняя кафе, рестораны, кинотеатры. Весь заборувский «бомонд» в лучших выходных туалетах можно будет тогда встретить на набережной у озера. Одни будут прогуливаться на пристани, другие отправятся на прогулку в лодках.

Этот устоявшийся повседневный ритуал, традиционно однообразный ритм работы и отдыха Корча просто бесит.

Он все еще никак не может привыкнуть к этой провинциальной особенности, его все еще раздражают любопытные, изучающие взгляды. Он каждый раз непроизвольно проверяет, в порядке ли мундир, все ли пуговицы застегнуты.

Потом вспоминает, что это просто местное обыкновение в отношении к «чужаку». А он здесь все еще чужой. И терзается.

Корч замедляет шаг. Осматривается. Где-то здесь должен быть переулок с проходным двором. Через него можно сократить путь к району дач, который Корч собирается осмотреть.

По делу о пожаре, дотла уничтожившем оба складских помещения, ему поручено вести следствие. Правда, в осмотре места происшествия он участия не принимал, поскольку лежал в то время в больнице с ожогами, полученными на пожаре. Но раны, к счастью, оказались нетяжелыми, отравление угарным газом довольно быстро удалось снять, и он вышел на работу.

Встретили его на редкость сердечно. И хотя майор

Земба для начала по-отечески пожурил его за преждевременный выход из больницы, но потом поздравил с выздоровлением и поблагодарил за службу.

– Молодец, хорошо себя проявил, – перешел он на «ты». Это было проявлением особого расположения, которым немногие могли похвастаться. Обычно в отношениях с подчиненными майор соблюдал дистанцию, и хотя дистанция эта не была искусственной, а предопределялась тем авторитетом, которым он пользовался у сотрудников, шеф порой позволял себе все-таки выходить за рамки, определяемые принципом «начальник – подчиненный». И вот теперь он сделал исключение для новичка.

– Я считаю, что такой пример личного поведения имеет весьма важное воспитательное значение, – майор обвел многозначительным взглядом присутствующих при беседе сотрудников. – Еще раз спасибо. Ты спас парню жизнь.

Теперь только Анджей узнал, что вытащил из огня пятнадцатилетнего Яся Врубля, который, спасая своих кроликов, потерял в горящей сараюшке сознание и едва не погиб.

– С ним все в порядке. После перевязки – кое-какие ожоги он все-таки получил – вернулся домой. Его сестра уже несколько раз прибегала поблагодарить тебя. Парнишка живет с сестрой, – пояснил майор. – Родители их умерли, а в прошлом году в озере утонул и старший их брат. Несчастный случай. Представляешь, каким ударом была бы для нее теперь гибель еще и младшего