Сергей Иванович Зверев - Дом, где взрываются сердца

– Напиши о них. Хочу сделать девочке на прощание приятное. Прославить, так сказать, в широких народных массах.

– Что за секта-то? – без энтузиазма осведомился Валдаев.

– Ну, – знакомый замялся. – Они сатанисты.

– Сатане служат?

– Ну.

– Дикость, – хмыкнул Валдаев.

– Да чего дикого? Просто бесятся по молодости. Но в газете попугать народ можно…

Оказалось все именно так. Сатанисты были просто одуревшими от безделья, наркотиков, жаждущими острых ощущений пацанами и девчонками, которым до щенячьего визга нравится цеплять на грудь устрашающие амулеты и дружно балдеть от исполнения темных ритуалов. Это ведь не в Христовой церкви на службе стоять и слушать скучные проповеди, где только «не укради», «не прелюбодействуй» да «не жри наркотики». Сатанинская служба – это оргия, так что, если ты прыщавый юнец и на тебя девки не глядят и вообще ты себя стесняешься, айда – хоть на кладбище темной ночью, но с кем-нибудь что-то да получится. Да еще при луне! Романтика! Круто! Полный улет!

Сатанистка Наташа оказалась воспитательницей детского сада лет двадцати от роду, достаточно симпатичная и крепкая телом. Роста в ней было не меньше метра восьмидесяти, плечи она имела широкие, как у пловчихи. Она бойко ознакомила его с постулатом, что Сатана и Бог являются равноправными силами, а потому какая разница, кому служить. То есть она впала в альбигойскую ересь. Циничная, нахальная, напористая, она пугала в своей агрессии, как все младое племя.

Стены тесной однокомнатной квартиры украшали плакаты модных тяжелороковых групп. На двери в ванную висел плакат известного альбома под названием «Число зверя» рок-группы «Iron Maiden». На письменном столе стоял древний человеческий череп. На обоях в комнате был довольно мастерски нарисован тушью сидящий на троне козел с человеческим телом – сам дьявол.

Она долго и подробно рассказывала об оргиях на кладбище, притом в таких подробностях, что Валдаев краснел.

Тараторила она без умолку, как торговка на базаре, благо язык имела без костей. Нетрудно было понять, что в ее речи восемьдесят процентов – откровенное вранье. Ее невежество в религии и науке могло сравниться разве только с тем апломбом, с которым она рассуждала о вечных темах.

– Ну что, трахнемся, что ли? – лениво спросила она под конец, как спросили бы – не хочешь сигарету.

Пока он хлопал глазами и с ужасом осознавал, что сейчас скажет «да», она вдруг пожала плечами и бросила свысока (и откуда только у женщин берутся такой тон – при общении с мужчинами – и такие колкие слова):

– Да ну тебя. Кажется, мужик ты никакой! Так что не беспокойся за свою невинность, зайчик.

Валдаеву хотелось отбрить ее небрежной острой фразой, вот только плохо, что все подобные фразы в таких случаях куда-то предательски прятались и отвечать было нечего, разве что базарить типа – сама коза.

– Можешь меня сфотографировать для своей газеты, – милостиво разрешила она.

– В каком виде? – набравшись наглости, осведомился он.

– Ну ты дурной, зайчик? Конечно, в каком надо.

Она с электрическим треском стянула с себя футболку и продемонстрировала свое роскошное тело с полными грудями, на правой красовалась татуировка, изображавшая пантеру.

Эта татуированная девичья грудь и была вынесена на первую полосу газеты.

– Только лицо не надо, – предупредила она.

– Твои родители против? – хмыкнул Валдаев.

– Мои-то ископаемые давно заткнулись. Вот родители детсадовских спиногрызов маляву накатают…

Валдаев надеялся не увидеть больше воспитательницу. Ему не хотелось возвращаться на места, где походя и небрежно роняли его достоинство. И вот это дурное задание.

Надежды не оправдались. Воспитательница сразу взяла трубку.

– Добрый день, Наташа. Это Валдаев из «Запределья»…

– А, лысенький, здорово.

Ему показалось, что она пьяна.

– Статья – класс «экстра»! – проворковала она. – Наши забалдели, зайчик.

– Как насчет продолжения? – решив не обращать внимания на ее несносный тон, спросил Валдаев.

– Ага, понравилось, значит.

– Понравилось.

– Ну так заходи.

– Когда?

– А когда хочешь. Я девушка свободная. Так что двигай до моей хаты хоть сейчас, лысенький.