Райли Сейгер - Моя последняя ложь

И все-таки с картиной было что-то не так. Что-то мучило меня до самой последней ночи перед сдачей. Я проснулась в два часа и почувствовала, что они смотрят на меня с противоположной стороны комнаты.

Я видела их. В этом и заключалась проблема.

Я вылезла из кровати и подошла к холсту. Схватила кисть, окунула ее в коричневую краску и провела линию поверх их глаз. Нарисовала ветку дерева, которая буквально их ослепила. Набросала силуэты сучьев. Потом – растения и лианы. Потом деревья. Все они скатывались с кисти на холст и будто расцветали. К рассвету холст был захвачен лесом. От Вивиан, Натали и Эллисон остались обрывки платьев, кусочки кожи и пряди волос.

Эта картина стала № 1 моей лесной серии. Девочки различимы только на ней. Я получила высшую оценку, когда объяснила смысл полотна наставнику. На выставке ее нет. Она висит в моем лофте и не продается.

Но почти все остальные находятся тут. Каждая занимает целую стену многокомнатной галереи. Я наконец вижу их вместе. Вижу скрюченные ветви и яркие листья и понимаю, что застряла на одной теме. Годами я писала одно и то же – и теперь нервничаю.

– Я и горжусь, – заверяю я Марка и отпиваю глоток шампанского.

Он опустошает свой бокал и берет следующий.

– Тогда что не так? Мне кажется, что ты взвинчена.

Марк произносит это слово высоким голосом с британским акцентом, пародируя Винсента Прайса из того ужастика. Я уже не помню названия, я знаю, что мы накурились марихуаны и смотрели его по телевизору, а потом смеялись до колик. Мы часто повторяем эту фразу.

– Да просто странно. Все странно.

Я указываю бокалом на картины, на людей перед ними, на Рэндалла, расцеловывающего красивую пару прямиком из Европы. Они только пришли.

– Ничего такого я никогда не ожидала.

Я не скромничаю. Это правда. Если бы я стремилась сделать выставку, то хотя бы попыталась придумать названия картинам. Вместо этого я нумерую их по порядку. С первой по тридцать третью.

Рэндалл, галерея, эта сюрреалистическая вечеринка – все это случайность. Нужное место, нужное время. Кстати, за нужное место нужно винить Марка и его бистро в Вест-Виллидж.

В то время я вот уже четвертый год работала художником в рекламном агентстве. Мне это не нравилось, я не получала удовлетворения от работы, но могла оплачивать рассыпающийся на части лофт, в который влезали мои полотна. Бистро Марка залили соседи сверху, и ему понадобилось скрыть потеки воды на одной стене. Я одолжила ему «№ 8», потому что с его помощью можно было закрыть почти всю пострадавшую поверхность.

А нужный момент настал неделю спустя. Владелец небольшой галереи неподалеку зашел к Марку пообедать. Он увидел картину, заинтересовался и спросил Марка про художника.

В результате другое полотно – «№ 7» – было выставлено в галерее. Его продали за неделю. Владелец галереи попросил еще. Я отдала ему три штуки. Одна из картин, под счастливым номером 13, привлекла внимание молодой любительницы искусства. Она запостила фотографию с картиной в Инстаграме, и ту заметила ее работодатель – актриса, известная законодательница трендов. Актриса купила картину и повесила ее у себя в столовой. Один из ее друзей, редактор «Вог», увидел картину во время маленькой вечеринки и рассказал о ней своему кузену по имени Рэндалл, владельцу большой престижной галереи. Именно он сейчас бродит по залам и обнимает всех встречных.

При этом ни Рэндалл, ни актриса, ни даже Марк не подозревают о том, что я больше ничего не создала. В голове автора полотен не осталось ни идей, ни вдохновения. Я пыталась написать что-то еще, подгоняемая чувством долга, но не вдохновением. Но я никак не могу продвинуться дальше. Каждый раз я снова рисую девочек.

Знаю, что так не может продолжаться вечно. Я не могу писать их и терять в лесу раз за разом. Я поклялась, что продолжения у серии не будет. Ни «№ 34», ни, упаси боже, «№ 112» не появятся на свет.