Ольга Баскова - Проклятое ожерелье Марии-Антуанетты

пластическим хирургам большие деньги), пощекотал высокие скулы, пушистые темные брови, переместился на волосы цвета спелой ржи и остановился на длинных ресницах.

– Дай мне поспать, – прошептала девушка, закрываясь ладошкой, но бродяга-луч упорно не хотел оставлять ее, ослепляя и заставляя встать, словно говоря: «Уже много времени, лежебока. И дел, кстати, сегодня у тебя много». Улыбнувшись, Юля вскочила и бросила взгляд на часы с кукушкой, гордость покойной бабушки. Кукушка давно не куковала, превратившись в дряхлого инвалида. Еще недавно она вылезала из гнезда, чтобы издать хриплые звуки и со скрипом исчезнуть, однако вот уже год у нее не хватало сил сделать даже это. Что случилось с механизмом и можно ли починить часы, Юлю не интересовало. Даже если мастер вынесет им смертный приговор, они все равно останутся висеть на стене, не гармонируя с современными моющимися обоями – в память о любимой бабушке. Да и дед никогда бы не позволил снять их и бросить на антресоли, где уже валялось много всякой всячины.

– Господи, уже половина девятого! – Юля схватилась за голову. – А мне еще нужно сбегать в церковь, освятить пасочки и отвезти их дедушке на дачу. Да и Сергей обещал подъехать к десяти. Хорошо, что сегодня солнечно. До чего надоел противный дождь!

А дождь действительно надоел не только ей, но и всему городу. Он лил, не переставая, ночь за ночью, день за днем, превращая городские парки в болота, бесконечно рисуя на оконных стеклах узоры, похожие на дождевых червей.

Облачившись в короткий махровый халатик, выгодно подчеркивающий красивую фигуру – узкие бедра, широкие плечи, рост почти модельный – метр семьдесят с лишним, девушка бросилась в ванную. Заурчал душ, потом зашумела вода в умывальнике, и Юля вышла свеженькой, чистой до скрипа, расчесывая влажные густые волосы.

– Позавтракать уже не успею, – с сожалением сказала она, глотая слюну при виде аккуратных маленьких пасочек, покрытых белой глазурью и посыпанных розовой присыпкой, напоминавшей пшенную крупу. – Это ничего, дедушка напоит чаем.

Быстро сложив куличики в пакет, она надела черное с белым воротником платье (и Сергей, и дедушка считали, что оно очень ей идет). Золотистые волосы, выгодно оттеняемые черным, падали ей на плечи как естественное украшение. Накинула кожаную куртку, сунула ноги в туфли на высоком каблуке и, схватив сумочку из натуральной кожи, купленную на первую премию, полученную за статью о бывшем мэре и его окружении, выбежала на лестничную клетку. Юля обожала светлый праздник Пасхи, с колокольным звоном, суетой на улицах, запахом свежих куличей, наполнявшим подъезд, доносившимся почти из каждой квартиры. Когда-то и в ее квартире пахло ванилью и свежевыпеченным тестом. Хлопотунья-бабушка каждый год делала куличи сама, морщась от магазинной выпечки, приносимой внучкой, как от зубной боли.

– О тебе же забочусь, – ласково говорила Юля, с сожалением наблюдая, как натруженные руки с коричневыми пятнами месят желтоватое тесто. – Тебе нужно отдыхать, сама на сердце жалуешься, а себе не изменяешь.

– Мне уже меняться поздно, – возражала бабушка. – Чувствую, что немного осталось, вот и хочу вас побаловать. Будешь обо мне вспоминать с теплотой.

– Ты и так много для меня сделала, – говорила Юля. – Вырастила… Отец и мама, сколько я помню, всегда были на работе.

– Труженики они, – улыбалась потемневшими губами бабушка. – И ты такая же труженица. Вот увидишь, пройдут годы, и ты своим внукам так же будешь печь пасочки.

Юля обнимала ее и уходила к себе, к своим книгам, а родной человек возился на кухне. Тогда девушка не воспринимала всерьез ее слова о скором уходе из жизни, но однажды бабушка не проснулась утром, и с ее смертью в их большой и дружной семье началась черная полоса. Через год от инфаркта скончалась мама, молодая, полная сил, удивительно красивая даже в пятьдесят, и отец, не выдержав, покончил с собой. Покончил с собой… Так говорили, однако дочь не верила. Папа был полковником полиции, сильным, волевым человеком, честным и неподкупным. Он знал, что после его ухода дочь останется со стариком дедом, его отцом, что он одинаково нужен обоим… Вот почему полковник не мог, не имел права их покинуть. Не мог – и точка. Так Юля и сказала старому другу отца, начальнику полиции Георгию Ивановичу Колесову, однако он лишь сокрушенно покачал головой:

– В жизни бывает всякое, деточка. Наверное, его подкосила смерть --">