Анна Витальевна Малышева - Трудно допросить собственную душу

довел, скажи, что ошибся! Посмотри на меня, чего ты ждешь!»

И вдруг, словно услышав ее мысли, он поднял голову — совсем чуть-чуть — и посмотрел прямо на нее, как показалось Лизе. Во всяком случае, он, не мигая, разглядывал шахту лифта, упершись взглядом в одну точку — ту самую, где находилось ее лицо. Лиза, как завороженная, отвечала ему таким же застывшим взглядом. Она в этот миг забыла, как точно все просчитала. Он не мог ее видеть — площадка, где он стоял, освещалась снизу светом из окна на лестнице, а то окно, которое могло бы осветить Лизу, было забито фанерой уже много лет, свет в него не проникал. Она его видела прекрасно, а он ее — сквозь двойную сетку и темноту — нет. И все же ей казалось, что они видят друг друга, что еще миг — и он ей что-то скажет. «Привет, козочка, как жизнь?» или что-то в этом роде. Но он ничего не сказал, опустил голову, нажал кнопку вызова лифта. Где-то наверху в шахте что-то лязгнуло, дрогнуло, и кабина поехала вниз. Вот ее стена проплыла прямо у Лизы перед глазами, скрыла от нее мужчину на площадке. Она услышала, как он открывает дверь, как входит, как лязгает защелка на двери шахты… «Прощай, — сказала она ему, — больше я тебя не увижу. Прощай, Олег». Кабина уехала вниз.

Лиза снова посмотрела на часы. Почти девять. Она подняла руку, откинула со лба волосы, черная блестящая челка лезла ей в глаза. Ей было жарко, руки снова дрожали. Эта встреча не прошла даром. Она много раз представляла себе, как снова увидит его, и всегда по-разному. Она увидит его и ничего не почувствует. Он увидит ее и почувствует, что не может без нее жить. Они увидят друг друга и почувствуют… Ну, словом, что-то почувствуют. Но в действительности все вышло куда проще. Он не увидел ее — она была в этом уверена. А она чувствовала теперь странный нервный жар, легкую тошноту, дрожь в руках, в ногах, в груди, слева, где сердце. И еще — свое полное ничтожество. «Да, я просто ничтожество, — повторяла она про себя. — Таких и бросают, и правильно делают, что бросают. Говорила себе все эти месяцы, что ненавидишь его, а теперь готова убежать отсюда, ничего не делать, изменить своему плану. Только из-за его глаз, из-за его взгляда. Да что там врать про глаза — из-за него самого, такого, какой он есть, не лучше и не хуже… Я думала, что ненавижу, и по крайней мере за это себя уважала. Говорила ему — я ненавижу тебя! Но я врала, все эти месяцы врала. Я его не могу возненавидеть. Никогда».

На лестнице появился кот. Лиза узнала его — он принадлежал старухе с пятого этажа. Кот тоже узнал Лизу и стал тереться о ее ноги, громко мурлыча, напрягая спину и хвост, потом попытался забраться к ней на руки. «Этого мне не хватало! — подумала Лиза. — Как он мурлычет, Господи, целый оркестр! Хоть бы молчал…» Она попыталась прогнать кота, но он не уходил, снова лез к ней. В это время дверь внизу снова открылась, и на площадку вышла женщина. Лиза перестала слышать песенку кота, вообще перестала что-либо слышать. Женщина была в светлом, с оттенком розового, плаще, в бежевой юбке и яркой шелковой блузке. Туфли на каблуках, коротко стриженные светлые волосы, почти ненакрашенное лицо. Она несколько раз проверила, хорошо ли заперта дверь, торопливо нажала кнопку лифта, стала рыться в сумочке — тоже что-то проверяла. На этот раз лифт поднялся снизу, женщина хлопнула дверью и уехала.

Теперь Лизе снова предстояло ждать. Она дала себе десять минут — на тот случай, если кто-то вернется, забыв какую-то мелочь. Эти десять минут она старалась ни о чем не думать, кроме своего плана. Кот поскучал и ушел. В подъезде было тихо — здесь жили либо одинокие старухи в запущенных коммуналках, либо вообще никто не жил — многие квартиры были выкуплены, в них делался евроремонт, они предназначались для продажи, но покупали их вяло — цены назначались астрономические — дом солидный, начала века, с колоннами по фасаду, центр Москвы, район Покровского бульвара… Лиза могла не опасаться нежелательных встреч. На исходе девятой минуты она натянула перчатки, вынула из сумки ключи и спустилась вниз. Замки Олег не сменил. Когда она уходила из этой квартиры, то вернула ему ключи. Ему и в голову не пришло, что Лиза сделала себе дубликаты. Она и сама почти забыла об этом — все те дни она была не в себе, корчилась днями и ночами от боли, злобы, ревности, устраивала сцены Олегу, требовала объяснений… Но слышала в ответ одно: «Давай выметайся! Сколько можно!..» И она вымелась — вымелась с несколькими сумками, набитыми --">