Сара Воэн - Анатомия скандала

Но походите вокруг любого здания суда, и вы увидите, как зыбко бывает благосостояние, как ваш мир может рухнуть в одну минуту, если вы замахнетесь на что-то, что вам не по плечу, или хоть на одну злосчастную долю секунды преступите закон. Особенно если вы бедны. Ибо суды, как и больницы, магнитами притягивают тех, кому судьба всегда была мачехой, кто выбирал не тех мужчин или ложных друзей и так погряз в неудачах, что позабыл о моральных устоях. Богатым и здесь легче: вспомнить хоть уклонение от налогов, оно же мошенничество – так его можно трактовать для человека, у которого нет ловкого бухгалтера. Невезучесть – или отсутствие чутья – не преследует богатых так же неуклюже, как людей без средств.

Так, я в плохом настроении. Сразу можно определить, когда у меня плохое настроение: я начинаю думать, как неопытный политик. Как правило, я держу свои мысли в духе «Гардиан» при себе, чтобы не слишком выделяться среди более консервативных членов нашей палаты и не провоцировать ожесточенные дискуссии на официальных обедах, где подают еду, какая обычно бывает на свадьбах, – курицу или запеченного лосося, – и такое же неважное вино. Куда дипломатичнее ограничиться юридическими сплетнями: кто из адвокатов, устав от отсутствия заказов, подал заявку на место судьи в уголовном суде, кто скоро получит адвокатскую мантию, кто, не сдержавшись, нагрубил приставу в зале суда. На эти темы я могу болтать, одновременно обдумывая текущие дела по работе, сокрушаясь по поводу своей незадавшейся личной жизни и даже соображая, что купить назавтра на обед. Спустя девятнадцать лет я овладела искусством быть как все. Я в этом настоящий эксперт.

Но за неприступными стенами моего кабинета, куда могут попасть лишь избранные, я на минуту отпускаю себя – сидя за солидным двухтумбовым столом красного дерева, утыкаюсь головой в стиснутые кулаки, зажмуриваюсь и с силой вдавливаю в глаза костяшки пальцев. Я вижу звезды и белые черточки, разрывающие тьму и сияющие ярче бриллиантов в кольце, которое я себе купила, потому что больше никто мне кольца не купит. Лучше видеть белые взрывы, чем дать волю слезам.

Я только что проиграла дело. И хотя я знаю, что к понедельнику горечь поражения ослабнет и надо будет заниматься другими делами, которые я веду, и другими клиентами, которых я представляю, – все равно это мучительно. Такое со мной бывает нечасто. Я не люблю поражений, поэтому предпочитаю побеждать. Как и любой адвокат. Это естественно – нам необходимо доказательство, что карьера по-прежнему идет вверх. Так устроена состязательная система правосудия.

Помню, для меня стало настоящим шоком, когда нам это объяснили на пальцах в начале стажировки в адвокатской коллегии. Я пришла в юриспруденцию с высокими идеалами (некоторые сохранила – рутина меня не сломила) и не ожидала услышать нечто жесткое.

– Истина – непростая штука. Нравится вам это или нет, но задача адвоката в состязательной системе правосудия – отнюдь не докапываться до истины, – говорил Джастин Кэру нам, двадцатилетним, вчерашним студентам Оксфорда, Кембриджа, Дарема и Бристоля. – Задача адвоката, по сути, сводится к тому, чтобы быть убедительнее оппонента. Дело можно выиграть даже с горой доказательств против вас, если вы умеете убеждать. Ну и, разумеется, любой адвокат стремится победить.

Но иногда мы проигрываем, несмотря на все наше умение убеждать. По моему опыту, это почти неизбежно, если свидетель оказывается ненадежным, если он не может подкрепить свое заявление доказательствами, если при перекрестном допросе его рассказ начинает походить на моток шерсти, который трепал котенок, – клубок противоречий, становящийся еще более запутанным, стоит начать его разматывать.

Так случилось и сегодня в деле Батлера, деле об изнасиловании, осложненном домашним насилием: Тед Батлер и Стейси Гиббонс прожили вместе четыре года, и большую часть этого времени Батлер позволял себе рукоприкладство.