Пабло Де Сантис - Философия и гуманитарные науки

нашел как можно больше сходства между автором и объектом его исследования.

— Вы уже познакомились с Конде? — как бы мимоходом спросила Гранадос, снова переходя на «вы».

— Да.

— И какое он произвел на вас впечатление?

— Настоящий ученый, — заявил я, только чтобы ее позлить.

— Если бы он был ученым! Это педант и эгоист. Брокка — его безвинная жертва. — Она показала куда-то в глубь здания. — Он там его похоронил.

Она пояснила, что говорила в переносном смысле: она знала, что Брокка пропал без вести при кораблекрушении парохода «Горгона» во время шторма на Ла Плате.

— Он хочет, чтобы все думали, будто все книги Брокки пропали.

— А это не так?

— Конечно, нет! Он их спрятал, чтобы больше никто не смог про них написать. Я создала Центр по изучению творчества Омеро Брокки и пыталась добиться поддержки фондов, но Конде меня отстранил. Как можно вообще разговаривать с таким человеком, который держит в заложниках книги?!

— А других экземпляров не сохранилось?

— Нет, они все распроданы. Вы только представьте себе, как они котируются на рынке. Всем книголюбам города уже давно известно о Брокке, но книг его нет. Ни одного экземпляра. Считается, что они все сгорели во время пожара на складе в издательстве «Тор».

Она открыла одну из первых страниц 61-го тома «Летописи академии». Я прочел заголовок: «Омеро Брокка. Краткая биография».

— Вот посмотрите на биографию Брокки, которую сочинил его «друг» Конде. Читайте: «Омеро Брокка родился в Асуле в семье зубного врача, который коллекционировал зубы, удаленные у пациентов». Ложь. «Он начал с поэзии. Писал сонеты, темой которых всегда был огонь; он бесконечно вносил исправления в свои стихи, а потом их сжигал». Ложь. «Его держал в страхе хаос заветных желаний; он искал объяснения своих кошмаров, а затем снова пытался увидеть их во сне». Ложь.

— А есть какие-то люди, кто его знал?

— Да, есть одна женщина. Она прожила с ним всего несколько дней, но осталась с ним навсегда.

— Вы ее знаете?

— Это я.

Сельва Гранадос уставилась на меня, ожидая моей реакции на ее признание.

— Я могу рассказать о нем все, включая интимные подробности, о которых никто никогда не знал. Но в обмен я хочу, чтобы вы мне открыли Склеп.

Я объяснял, что у меня нет ключа. Кроме того, я там был, внутри, и не видел ни одной книги.

— Я уверена, что в Склепе есть тайник, за какой-нибудь картиной или под одной из паркетин. Попробуем пойти другим путем.

— Я не могу предать Конде. Он дал мне эту работу. Он друг моей матери. Если она узнает, что я злоупотребил ее доверием…

Она взглянула на меня со смесью огорчения и разочарования — это явно был взгляд, призванный поколебать мое благочестие, — уселась в единственное кресло на всей кафедре, открыла сумочку и достала оттуда отмычку.

— Оставьте меня одну, всего на пять минут. Больше я ничего не прошу.

— Нет, нет и нет. Вы сломаете замок. И как мне потом объясняться с доктором Конде?

— Трус.

Не выпуская из рук отмычки, она достала из сумочки тонкую книжку в голубой обложке.

— Я принесла вам подарок. Но теперь я не знаю, отдавать его вам или нет.

Клянусь, на меня эти уловки никак не подействовали.

— Ладно. Вы не виноваты, что вы такой. Книжку я все равно оставлю.

Я растерянно пробормотал несколько слов благодарности. Когда она ушла, я прочел на обложке: Сельва Гранадос «Утонувшая в клепсидре».^[2]

Это был сборник стихотворений. Ничего отдаленно похожего на учебник по самоспасению. Стихи были написаны в духе депрессионизма и посвящались О.Б., «где бы тот ни находился». Во всех стихах без исключения присутствовала лирическая героиня, понятное дело, женщина. Она рассказывала о мужчине, который ее бросил. Почти все стихи намекали на вероятность самоубийства: «Я выберу самый высокий трамплин над бассейном без воды и брошусь туда безоглядно». Имелись и упоминания о красотах природы: «Я тебя забываю, иду ко дну; я искала звенящую высоту и холодную гор красоту. Я достигла вершины. Это безумие. Аконкагда^[3] меня притянула на самый верх». Лирическая героиня грозилась покончить с собой посредством горящего вертолета, кораблекрушения, яда («Мою боль излечит лишь рюмка цианистого калия») и прочих несчастных случайностей.

Я уже привык к работе на кафедре, и она начинала мне нравиться. Свою диссертацию я пока отложил и полностью сосредоточился на ожидании --">