Шарлотта Линк - Ложь без спасения

какой бывает после того, как днем палящее летнее солнце нагреет землю.

Сентябрь был таким прекрасным, что захватывало дух, хотя она и без того больше всего любила бывать здесь осенью. Порой она спрашивала себя, почему так настойчиво каждый год в начале октября уезжала в Париж, хотя у нее не было там никаких неотложных дел. Возможно, ей нужны были эти жесткие рамки, эта четко обозначенная структура года, чтобы не запутаться окончательно в своих ощущениях, которые и так уже были далеки от реальности. Ведь все остальные возвращались в город самое позднее в октябре. Может быть, она хотела принадлежать к их числу, несмотря на то что, будучи в мрачном настроении, часто горько осуждала себя за эту фальшивую самоуверенность…

Она вышла в коридор, но свет включать не стала. – Если Бернадетт спит, не стоит ее будить. Дверь в детскую – была лишь прикрыта, и женщина осторожно прислушалась к звукам в комнате. Ребенок дышал глубоко и – ровно.

«Меня, во всяком случае, не она разбудила», – подумала мать, в нерешительности остановившись в коридоре. Она не могла понять, что так взволновало ее подсознание. Ведь она так часто просыпалась по ночам и скорее могла бы назвать исключением те ночи, когда этого не случалось. Чаще всего она не знала, что именно ее вспугнуло. Почему же на этот раз она была так взволнована?

Глубоко в ней притаился страх. Страх, от которого по телу побежали мурашки и каким-то особым образом обострились все чувства. Казалось, что она чуяла всем своим существом какую-то притаившуюся в темноте опасность. Словно она была зверем, ощутившим приближение другого зверя, который мог быть опасен.

Не впадай в истерику, призвала она сама себя.

Ничего не было слышно. Но она все равно знала, что в доме присутствует кто-то еще, кто-то, кроме нее и ребенка, и этот кто-то – ее злейший враг. Ей пришла в голову мысль о том, что дом стоит вдалеке о других, и она осознала, насколько одиноки они были здесь вдвоем. Никто не услышит их, если они закричат; никто не заметит, если здесь произойдет что-то необычное.

Никто не сможет проникнуть в дом, сказала женщина самой себе, ставни везде закрыты. А попытка распилить стальные крюки приведет к ужасному шуму. Дверные замки отлично работают, и попытка открыть их не может не вызвать шума. Но, может быть, кто-то есть снаружи…

Она могла себе представить только одного человека, который мог бы по ночам украдкой ходить вокруг ее дома, и от этой мысли ей стало почти дурно.

Да нет, он этого не сделает. Он навязчивый, но не больной. И в этот момент ей стало ясно, что этот человек как раз такой. Больной. Именно его невменяемое поведение заставило ее расстаться с ним. Именно оно было ей неприятно и вызвало в ней постепенно растущую, инстинктивную антипатию, которую она все это время никак не могла себе объяснить. Он был таким милым. Он был внимательным. В нем не к чему было придраться. Это было безрассудством – не желать его.

Нет, не желать его – было инстинктом выжить.

«Хорошо, – сказала она себе и попыталась сделать глубокий вдох, как ей советовал ее лечащий врач в первое ужасное время после смерти Жака. – Хорошо, может быть, это он там, снаружи. Но во всяком случае он не может войти сюда. Я могу сейчас спокойно лечь в постель и спать. А если завтра выяснится, что он был здесь, я натравлю на него полицию. Я добьюсь судебного распоряжения о том, чтобы он не имел права появляться на моем земельном участке. Я уеду в Париж. А если я надумаю провести здесь Рождество, то к тому времени все может измениться».

И она решительно вернулась в свою комнату. Но и после того, как легла в постель, ее нервозность, от которой ее трясло, так и не прошла. Волоски на ее коже все еще топорщились, а кроме того, теперь ее знобило, хотя в комнате наверняка было градусов двадцать тепла. Женщина натянула одеяло до подбородка, но ее бросило в такой жар, что стало тяжело дышать. Она была на грани приступа паники, приближение которого у нее обычно сопровождалось быстрой сменой состояния жара и озноба. В тот период, когда умер Жак, да и позже, у нее часто бывали такие приступы. Но в последний год они не возникали. И вот впервые за этот год она вновь почувствовала знакомые симптомы…

Она продолжила дыхательные упражнения, которые начала еще там, в коридоре. Внешне она теперь казалась более спокойной, но внутри у нее пылала красная сигнальная лампочка, от которой перепуганная женщина застыла в крайнем --">