Клод Авелин - Кошачий глаз

дом, вы — за ним, поймали бы его «на месте преступления» и вызвали полицию, верно?

— И вы не нашли бы этого письма? — спокойно спросил Мерсье. — И парень признался бы в убийстве? Я должен был повредиться в уме, чтобы так поступить.

— Вы повредились в уме, — сказал Бело. — К тому же вам и в голову не приходило, что может быть какое-то письмо. А может… Может, весь этот разгром в квартире вы учинили в поисках письма, а не колечка? Да, вы повредились в уме, и тут нечему удивляться! Вы хотели совершить убийство и направить подозрение на кого-то другого, а между тем кто-то другой уже убил и направил подозрение на вас, воспользовавшись ножом, который сделали вы!

— Вы хотите обвинить меня в намерении убить, опираясь на письмо ослепленной женщины, которая хотела меня погубить? Ни один суд не удовлетворится подобной «уликой»! Вы правы лишь в том, что я хотел отвести от себя ложные подозрения. А разве невиновный не может защищаться? Если бы не рука в чемодане — жаль, что я не отрубил ту, которая писала всю эту мерзость обо мне, — вы уверены, что схватили бы убийцу?

— Мы доложим префекту полиции о вашем плодотворном сотрудничестве, — сказал Пикар. — Он пришлет вам в тюрьму благодарственное письмо.

— Вы беситесь, потому что не можете обвинить меня в убийстве. — Мерсье усмехнулся. — Слава Богу, что не можете!

— Да, — сказал Пикар, — у вас действительно есть причины благодарить Бога. Трюфло! Вызовите двух караульных, пусть отведут господина Мерсье в наш ночной ресторан! Все положенные бумаги будут готовы утром.

— Я не взял ничего из дома, — сказал Мерсье. — Ни пижамы, ни обычного костюма.

— Смокинг — ваша рабочая одежда. А что до пижамы… Чистая совесть позволит вам спать спокойно.

Двери открылись. Мерсье, уверенный в своей победе, взглянул на Пикара с нескрываемой ненавистью. Предвкушая свой триумф, он добавил:

— Я тут долго не задержусь. В этом бесценном документе, с которым вы так носитесь, говорится о выплате компенсации тем, кто купил копии. Уже завтра мой адвокат попросит господина Браве, нотариуса покойной, чтобы ее последняя воля была как можно скорее исполнена. А в этом случае, я полагаю, все претензии ко мне отпадут сами собой.

— Позаботьтесь об этом господине, — сказал Пикар караульным.

Старший отдал честь и, рявкнув: «Слушаюсь», — вынул из кармана наручники.

4

— Ну, теперь поезжайте бай-бай, — сказал Пикар Блонделю и Симону. — Приказываю вам хорошо выспаться. Уже четыре утра.

— Спасибо, — ответил Блондель. — Ну и скотина этот Мерсье!

— Можно подумать, Берже симпатичнее! — воскликнул Симон, который не мог забыть смерти Огюсты.

— Берже. — Блондель печально вздохнул. — Из такой приличной семьи и такой способный! Вам не кажется, господин Бело, что эта женщина его развратила?

— Если уж мы говорим о влиянии женщин на него, — ответил Бело, — то была только одна, которая могла сделать из него прекрасного человека.

— Кто это?

— Его бабушка.

— Ох, шеф! — воскликнул Блондель. — Бабушка!

Они рассмеялись и пожали друг другу руки. Дело было закончено. Бело и Пикар, несмотря на усталость, не могли расстаться. Трюфло приводил в порядок свои записи.

— Дорогой Трюфло, не достанете ли вы где-нибудь бутылочку пива? — спросил Пикар. — Здесь такая жара!

— К сожалению, это невозможно. Разве что открыть окно?

— Откройте, пожалуйста.

— Некоторые считали его виновным, потому что у него в чемодане была рука любовницы, — вслух размышлял Бело. — Другие по этой же причине считали его невинным. Он считал виновным Мерсье, потому что тот положил руку в чемодан. А теперь мы узнаем, что один нечаянно убил, а другой нечаянно не убил.

— Вы думаете, Мерсье сухим выйдет из воды? — спросил Трюфло, занимавшийся перед окном дыхательной гимнастикой.

— Азартные игры и ночные рестораны не являются смягчающими обстоятельствами, — сказал Бело. — Судьи не относятся к тем, кто просаживает деньги в злачных местах.

— Если б Господь сделал меня судьей… — начал Пикар.

— Ты выражаешься, как Мерсье, — прервал его Бело.

— Большое спасибо за комплимент. Если б Господь сделал меня судьей, я обоих бы наказал прежде всего за вранье, и оба получили бы одинаковый срок.

При этих словах Трюфло отвернулся от окна.

— Если вы --">