Роберт ван Гулик - Поэты и убийство

его прервался.

Судья Ди положил свою ладонь на его руку.

– Ло, ты закончишь ее биографию, процитировав все, что она здесь говорила. Издание ее стихов, поэтому» воздаст ей должное, и жизнь ее продлится в этих стихах. Отправляйся назад вместе с Чаном, я хотел бы остаться ненадолго. Мне нужно привести мысли в порядок. Пусть писцы приготовят все необходимое. Вернувшись, я встречусь в канцелярии с тобой и помогу составить официальные бумаги.

Он посмотрел вслед удаляющемуся начальнику уезда и, повернувшись к могильщику, спросил:

– А вы, сударь?

– Я останусь с вами, Ди. Давайте пододвинем кресла к балюстраде и полюбуемся луной. Ведь мы здесь ради праздника Луны, в конце-то концов!

Они сели спиной к наполовину убранному столу, и были рады, что остались в беседке одни слуги, как только начальник Ло уехал, собрались вокруг кухни в лесу, чтобы обсудить неслыханные события.

Молча смотрел судья на горный хребет по другую сторону , ущелья. Он думал, что в этом фантастическом освещении мог бы различить едва ли не каждое дерево.

– Сударь, – сказал он, – вы интересовались Шафран, хранительницей кумирни Черного Лиса. С горечью должен вам сообщить, что она заболела бешенством и умерла сегодня днем.

Могильщик Лу кивнул своей крупной круглой головой.

– Знаю. Идя по горной тропе, я увидел черного лиса. Первый раз в своей жизни. Его гибкий, длинный силуэт, его лоснящийся черный мех лишь мелькнули перед моими глазами, он скрылся в кустах…

Лу потер свои отвислые щеки и хрипло вздохнул. Не отводя глаз от луны, словно невзначай, спросил:

– Ди, были ли у вас хоть какие-нибудь улики против академика?

– Никаких, сударь. Но поэтесса испугалась, что они у меня есть, и в конечном счете это все решило. Если бы она не взорвалась, я бы пошумел какое-то время, приводя расплывчатые доводы. Академик назвал бы это интересным упражнением по дедукции, и все бы закончилось. Конечно, он прекрасно знал, что у меня нет против него никаких улик. Он покончил с собой не потому, что опасался судебного преследования, но лишь из-за своей нечеловеческой гордыни, которая не позволяла ему жить с мыслью, что кто-то его жалеет.

Могильщик снова кивнул.

– Ди, это была настоящая драма. Человеческая драма, в которой, уж так случилось, и лисы играли свою роль. Но мы не должны взирать на все с точки зрения нашего ограниченного человеческого мирка. Существуют и другие миры, которые шире нашего, Ди. С точки зрения мира, принадлежащего лисам, произошла лисья драма, в которой немногим человеческим существам была отведена второстепенная роль.

– Может быть, вы и правы, сударь. Похоже, что история началась сорок лет назад, когда мать Шафран еще совсем девочкой принесла в дом черного лисенка. Не знаю.

Судья вытянул длинные ноги.

– Впрочем, знаю одно, что чертовски устал. Собеседник покосился на него.

– Да, вам бы не мешало отдохнуть, Ди. И у вас, и у меня, у каждого еще долгий путь впереди. Очень долгий и многотрудный.

Откинувшись на спинку кресла, могильщик посмотрел на луну выпуклыми, немигающими глазами.

--">