Гарри Кемельман - В понедельник рабби сбежал

его. — Они новички, наверное, просто чего-то не понимают…

— Новички! Они сидят там уже три месяца. И если они сомневаются, что правильно, а что нет, так есть люди, у которых можно спросить. Нет, в этом все их отношение. Они руководят, а я — просто служащий. Мой контракт, например…

— Он упоминал об этом? — быстро спросила она.

— Не упоминал.

— А ты?

— Я уже говорил им, когда он заканчивается, — сказал он натянуто, — и этого должно быть достаточно. Я что, должен выпрашивать его у них?

— Но ты работаешь без контракта.

— И что из этого?

— Значит, они могут тебя уволить. Пришлют за месяц уведомление о том, что в твоих услугах больше не нуждаются, и все.

— Не исключено. И я могу сделать то же самое по отношению к ним. Уведомить их, что ухожу. — Он озорно улыбнулся. — Даже соблазнительно.

— О, нет, только не это.

Он оставил радиатор и принялся расхаживать по комнате.

— А почему нет? Мне уже нравится эта идея. Что я теряю? Несколько месяцев в конце года? Если они до сих пор не заключили со мной контракт, это может означать только то, что они не намерены возобновлять его на следующий год. Почему еще они молчат? Почему еще они не пригласили меня посещать заседания правления? А сегодня — он просто сообщил мне, что они не собираются проводить общинный Седер. Я уверен, что именно это они и имеют в виду. На оставшуюся часть года я здесь для проформы — свадьбы, бар-мицва^[9], проповеди по пятницам — а затем они скажут, что на следующий год планируют сделать замену. Так почему бы не опередить их?

— Они не сделают этого, — возразила Мириам. — У них ничего не выйдет. Мистер Вассерман и все твои друзья будут бороться…

— Но я не уверен, что хочу бороться. Почему я должен бороться? Сколько должно пройти времени, чтобы меня признали? Я здесь уже седьмой год, и почти каждый год в моей работе был какой-нибудь критический момент. Меня или пытались уволить, или делали что-нибудь такое, что не оставляло мне другого выбора, кроме как отказаться от должности. Я устал от этого. Условия работы не должны быть такими, чтобы человеку приходилось тратить свое время и энергию на то, чтобы сохранить ее. Силы должны уходить на выполнение работы.

— Но прошлое правление собиралось заключить с тобой пожизненный контракт, включая отпуск каждый седьмой год.

— Я слышал что-то в этом роде и, думаю, согласился бы, если бы они предложили, — задумчиво сказал он. — Хотя… так ли уж хорош пожизненный контракт? Он связывает меня, но не связывает их. В любое время, когда они захотят избавиться от меня, им надо только предложить что-нибудь из ряда вон выходящее, с чем я не смогу смириться, и мне придется отказаться от должности. Так ведь и было, когда я вынес раввинское решение по вопросу захоронения бедного Айзека Хирша, а Морт Шварц, который был тогда президентом, отменил его и задумал эксгумировать тело. И было это, если ты помнишь, на первом году моего пятилетнего контракта. У меня просто не было другого выбора, кроме как уйти в отставку.

— Но они ее не приняли.

— Прекрасно приняли бы, если бы не Горальские, перед которыми они выслуживались. А в прошлом году Бен Горфинкль прямо сказал, что собирается оплатить несколько остающихся месяцев моего контракта и уволить прямо в середине года.

— Да, но он и его друзья из правления думали, что ты настраивал их детей против родителей. Это была просто борьба за власть. Я уверена, что у них бы это не прошло. Твои друзья в правлении, Вассерман, Беккер и другие помешали бы этому.

— Но Вассерман и Беккер не помешали этому. Все, что они смогли сделать, это предложить мне работу в другой конгрегации^[10], которую они собирались организовать. Я сохранил работу только потому, что дети Горфинкля и остальных оказались замешанными в ту историю с убийством. И тот же самый Беккер, кстати, организовал оппозицию в мой самый первый год и делал все, чтобы уволить меня, когда под угрозой была не только моя работа, но и моя голова.

— О, Дэвид, — укоризненно сказала Мириам, — это давняя история. Беккер с тех пор такой же твой сторонник, как и Вассерман. Ты, надеюсь, не обижаешься на него за ту оппозицию?

— Я не обижаюсь ни на чью оппозицию — ни Беккера, ни Шварца, ни Горфинкля. Все они хотели как лучше. Возможно, единственный, на кого мне следовало бы обижаться, это Джейкоб Вассерман.

Мириам посмотрела на него с недоверием.

--">