Анатолий Яковлевич Степанов - В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года

сотни, ― капитан показывал, держа двумя пальцами бубнового туза.

― Грабят! ― тонко завопил мальчик-старичок. И за спиной у капитана с угрозой поинтересовались:

― Ты ще бандитствуешь, офицер?

Тельник под грязной белой рубашкой, а поверх ― стеганка, прахаря с обширным напуском, косой чубник под малокозыркой-восьмиклинкой с хвостиком и круглая прыщавая харя с неряшливой молодой щетиной.

― Я тебя не звал, приблатненный, ― холодно сказал капитан.

― Вица, он деньги отнять хочет! ― проплакал мальчик-старичок.

― Убогого обижаешь! ― осудил капитана прыщавый.

― Иди отсюда, пока я из тебя убогого не сделал, ― настойчиво посоветовал ему капитан. И мальчику-старичку:

― Давай проигрыш!

― Вица, убьет!

― Бандюга! ― возликовал прыщавый и слегка толкнул капитана плечом. От неожиданности тот попятился, но тотчас был возвращен на прежнее место: до чрезвычайности похожий на прыщавого, только не прыщавый, был уже за спиной капитана. Тут же их стало четверо. Капитан оглядел их всех и вдруг жестко приказал на отработанном командирском крещендо:

― Солдаты, ко мне!

― Сдрейфил, гад, ― выкрикнул прыщавый и ударил. Капитан нырком ушел от удара, одним шагом сблизился с прыщавым и ребром ладони врезал ему по шее. Прыщавый еще мягко усаживался на землю, а капитан, мигом развернувшись, уже был лицом к оставшейся троице. Но троица растворилась в толпе, потому что из толпы пробивались к капитану солдаты. Один. Второй. Третий. Третий ― высокий, широкоплечий, с полным бантом ордена Славы, спросил строго:

― Что здесь происходит?

― В три листка играем, ― ответил капитан, глядя на то, как мальчик-старичок, склонившись над прыщавым, любопытствовал радостно:

― Больно, Вица, да? Больно?

Прыщавый сидел на земле и ничего не понимал. Подковылял на протезе красномордый Петро ― обеспокоенный:

― Ты что шумел, капитан?

― Вещички мои там не уведут? ― капитан нагнулся, поднял оброненного в заварухе бубнового туза, постучал в спину мальчика-старичка пальцем: Гони проигрыш, убогий.

Мальчик-старичок показал обиженное личико:

― Ты его не угадал, ты его у меня из рукава вырвал!

Солдаты захохотали как по команде. Один из них, хохоча, мотал головой, приговаривая:

― Ну, Семеныч, ну, артист!

А высокий добавил, как само собой разумеющееся:

― Деньги-то отдать придется.

Семеныч заплакал и полез за пазуху.

― Откуда ты такой лихой, капитан? ― осведомился высокий.

― Я-то отсюда. А откуда здесь вся эта шелупонь? ― Капитан принял от Семеныча деньги, пересчитал и бережно приложил к своей объемистой пачке. Ну, братки, давайте знакомиться. Капитан Смирнов. Смирнов. Смирнов.

Он жал руки, а в ответ неслось:

― Сергей, Борис, Миша, Петро.

А бедный Вица все сидел на земле.

Рынок редел, когда паренек лет шестнадцати, интеллигентный такой паренек ― высокий, худенький, складный ― с карточной полбуханкой под мышкой, не глядя по сторонам, решительно пересекал его. В крайнем ряду шумели. Паренек посмотрел туда и увидел серьезно загулявшую компанию капитана Смирнова. Пятеро у прилавка, а меж ними ― бутылка, граненые стаканы, морщинистые соленые огурцы. Мешок с семечками одиноко стоял в стороне. Паренек подошел к нему, застенчиво осведомился:

― Почем семечки?

― Двадцать рублей, ― не оборачиваясь сказал Петро.

― А полстакана можно?

― Клади червонец и сам насыпай.

Паренек точно отмерил полстакана, высыпал семечки в карман и сказал тихо:

― Саша, пойдем домой.

Капитан Саша поднял рассеяные глаза, лицо его дрогнуло, и, звучно втянув в себя воздух, спросил у паренька, уже зная:

― Алик? Алька?

Паренек всхлипнул и шагнул к Саше. Здоровой правой рукой тот схватил Алькину голову за затылок, с силой прижал к орденоносной груди и затих в ожидании слезы.

― Пусти. Орденами корябаешь. ― Алик вывернулся из-под Сашиной руки и поднял сияющее свое лицо.

― Алик, Алька, ― повторил Саша.

― Брат? ― поинтересовался широкоплечий Сергей.

― Друг. Вместе книжки читали, ― ответил Саша, и, любовно потрогав Алика за щеку, спросил: ― Где покарябал-то?

― Нигде, ― грубо ответил Алик, ощущая всеобщее внимание. Свершилось то, чего уже целый месяц жаждала его неспокойная и виноватая мальчишеская душа: к нему, не воевавшему, вернулся старший друг ― офицер, герой войны. А этот друг спокойно расположился в компании сегодняшних случайных знакомых и --">