Диана Чемберлен - Забытая сестра, или Письмо на чужое имя

коллекционные трубки, старинные музыкальные инструменты, не считая миллиона других вещей. И вот от всего этого мне предстояло избавиться. Брайан говорил, что наш дом больше напоминает старый пыльный музей, а не жилище, – и он был абсолютно прав.

Признав очевидное, я все же постаралась не удариться в панику. В Дархеме меня все равно никто не ждал – лето было в полном моем распоряжении. Поэтому я могла никуда не торопиться и остаться здесь на столько, на сколько нужно, чтобы подготовить дом к продаже.

Интересно, удастся ли уговорить Дэнни помочь мне?

Я поднялась по широким ступеням на крыльцо, достала ключ и открыла дверь, она издала звук, до боли знакомый, как голос отца. Перед отъездом, в мае, я занавесила окна, и теперь в гостиной и кухне было темно. Я раздвинула шторы, хватив полные легкие пыльного, затхлого воздуха, наполнившего дом за время, пока он стоял взаперти, включила кондиционер и остановилась посреди комнаты, осматриваясь и прикидывая, как буду здесь все вычищать.

Несмотря на то что у отца имелся настоящий кабинет на втором этаже, он использовал в качестве кабинета и нашу просторную гостиную. Ему нравились столы и уютные застекленные шкафчики. Здесь же, в гостиной, стоял красивый старинный стол с раздвижной столешницей. На дальней стене, рядом с кухней, на специально сделанных стеллажах покоилась папина коллекция классической музыки, почти вся на виниловых дисках, а в специальном шкафу, встроенном в стену, стоял проигрыватель. В северной части комнаты, в застекленной витрине, хранилась его коллекция трубок. Из-за них мне всегда казалось, что в гостиной пахнет табаком, хотя папа уверял, что всё это мои фантазии. У стены напротив стоял диван, мой ровесник, и кресло с мягкой обивкой. Все остальное пространство занимало фортепиано, на котором я так и не научилась играть. Мы с Дэнни оба брали уроки, но ни ему, ни мне это было неинтересно, и родители позволили нам бросить это занятие. Правда, кое-кто говорил: «Они же брат и сестра Лизы, наверняка у них есть талант. Почему вы их не заставите?» Но родители нас все равно не принуждали, и за это я им благодарна.

В столовой меня поразило, насколько опрятнее она выглядела по сравнению со всеми другими домашними помещениями. Отец эту комнату не задействовал, возможно, даже и не входил в нее. Столовая была исключительно маминой вотчиной. В широком антикварном буфете стоял фарфор, вазы и блюда из хрусталя, переходившие в ее семье из поколения в поколение. Всеми этими предметами мама очень дорожила, и поэтому мне будет нелегко от них избавляться.

Я провела пальцами по пыльному буфету: куда ни повернись, повсюду в этом доме я натыкалась на воспоминания, от которых мне следовало как-то уберечься.

Поднявшись наверх, чтобы отнести сумку, я ненадолго задержалась в холле, из которого был выход сразу в четыре комнаты. Первой была спальня отца с большой кроватью, накрытой пледом. Вторая принадлежала Дэнни. Несмотря на то что он не спал в ней с тех пор, как в восемнадцать лет ушел из дома – вырвался, по его словам, – для меня она все равно оставалась его комнатой. Третья была моей. Правда, за те годы, что я в ней не жила, она заметно опустела: закончив колледж, я постепенно вывезла из нее практически все свои вещи – все, что так или иначе напоминало о старшей школе и колледже. Фотографии приятелей, альбомы, диски – теперь вся эта дребедень хранилась в коробке, в моей квартире в Дархеме, ожидая часа, когда я решусь ее разобрать.

Я положила дорожную сумку на кровать и прошла в четвертую комнату – кабинет отца. У окна, загромождая весь небольшой стол, стоял его старый компьютер. В застекленных антикварных шкафах, вытянувшихся вдоль одной из стен, хранились зажигалки «Зиппо», две других стены украшали старинные компасы. Дедушка тоже был коллекционером, поэтому многое из его коллекции досталось отцу, а он, в свою очередь, пополнил ее диковинками, найденными на блошиных рынках. Я знала, что раздвижные стеклянные дверцы шкафов заперты, но надеялась отыскать ключи, где бы отец их ни хранил.

К четвертой стене были прислонены пять скрипок в древних чехлах. Отец сам не играл, но, сколько я себя помню, всегда собирал струнные инструменты. На одном из чехлов, на ручке, был прикреплен ярлык. Я давно его не разглядывала, но и так помнила, что с одной стороны на нем нарисована скрипка, а с другой, вместе с нашим старым адресом в Александрии, написано имя «Лиза Макферсон». Лиза никогда не --">