Артур Игнатиус Конан Дойль - Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

напарнику, помогая тому выбраться наверх.

Алмазные копи Кимберли: Прорисовка старинной фотографии

— Я тебе так скажу, Билл, — начал тот, что помоложе, стройный блондин, — если мы хотим углубить разрез, нам понадобятся веревка и лебедка. Для великанов вроде тебя и так сойдет, но мне придется несладко, если я попытаюсь выбраться в одиночку.

— Скажем Помпею, чтобы вырубил ступени, — ответил Стюарт. — Что до глубины, то видишь вон ту трещину в скале? — Он показал лопатой на глубокий зигзагообразный разлом, проходящий по противоположной стороне участка. — Вот там-то и впрямь глубоко.

Думаю я, что достает она почти до центра Земли, а то и до доброй старой Англии. На марках здорово бы сэкономили, если б туда письма бросали, а?

— Да уж, и то правда, — согласился его напарник. — Когда ты поехал в Кимберли, я привязал к пивной бутылке всю бечевку, что у нас есть, а это метров с двести будет, и опустил вниз, но до дна так и не достал.

— Я бы сейчас с удовольствием использовал пивную бутылку по прямому назначению, безо всякой там бечевки. В горле как наждаком скребет, — произнес Билл, взваливая инструменты на плечо. — Выработка у тебя, Хедли?

— Все здесь.

— Тогда пошли, дома разберем, что к чему.

«Дом» представлял собой деревянную хижину прямоугольного сечения, построенную Стюартом, больше известным среди старателей как Большой Билл, исходя из его совершенно новаторских архитектурных предпочтений. Он обладал спокойным, несколько флегматичным нравом, но тотчас же преображался и становился вызывающим и даже дерзким, когда дело доходило до того, что кто-то брался советовать кое-что подправить или подновить на «Вилле Азалия», как гордо и высокопарно Билл называл свое Я творение. Было совершенно бесполезно указывать на очевидные изъяны или обсуждать их, поскольку Стюарт в ту же секунду принимался с жаром доказывать, что все задумано и исполнено в полном соответствии с его великим и оригинальным инженерным замыслом.

— Стены кривоваты? — вопрошал он. — Ну да, это вам не безликие квадратные чушки, отесанные машиной, что стоят на грош пятаков. Это авторский проект, сэр, со своим неповторимым стилем. Щели, говорите? Именно так, сэр, мне даже нравится. Они обеспечивают хорошую вентиляцию, а над этим ломают головы лучшие архитекторы. Я проделал их со специальным расчетом. Ах, дыры в крыше? Зато всегда знаешь, когда идет дождь, и не надо на улицу выходить, чтобы в этом убедиться. Кроме того, это удобно, когда очаг вдруг задымит. Мы бы тут давно задохнулись, если б я не оставил отверстия в крыше.

Так Билл обычно отвечал случайному любопытному знакомому, но если его подшучивания и подтрунивания заходили слишком далеко, в больших голубых глазах Стюарта загорался недобрый огонек.

— Этот дом, сэр — заявлял он — вполне устраивает моего друга и компаньона Хедли Дина. Он человек благородных кровей, так что, по-моему, он должен устраивать и вас!

При подобном переходе на личности знакомец, если был не дурак, переводил разговор на цену на камни или на очередные действия и промахи кейптаунского правительства.

Двое друзей — компаньонов, сидевшие по обе стороны ярко горящего очага, представляли собой почти полную противоположность друг другу. В Хедли Дине, с его аккуратно подстриженными курчавыми волосами и бородой, живыми блестящими глазами и несколько нервными, импульсивными движениями, было что-то кельтское, причем не только во внешности, но и в характере. Энергичный, активный, находящийся в постоянном движении, он производил впечатление человека, который непременно должен добиться успеха, пусть даже и не совсем честными методами и средствами. Большой Билл с его пышной пшеничного цвета бородой и открытым, чисто англосаксонским лицом, наоборот, обладал спокойным, несколько флегматичным и добродушно — веселым нравом. По характеру он был куда сильнее и тверже своего напарника, но сильно уступал ему по внутреннему содержанию, интеллекту и твердости характера, когда дело касалось --">