Нина Степановна Васина - Дурочка (Ожидание гусеницы)

зашифруй таким же образом второй орган управления. Международный отдел ЦК КПСС. Уверен, что у тебя все правильно получилось. Что мы теперь из всего нарисованного имеем? Краткую схему управления властью и деньгами в советской, а затем демократической России. Вопросы есть?

Аглая задумалась, уставившись в тетрадь. Потом подняла глаза и спросила:

— А власть у кого была? У аббревиатуры или у фамилий?

— А власть всегда у силовиков. А силовые структуры у нас где? В первой стро-о-очке. Эти самые структуры и занимались шпионами. Мы перечислили наименования, которыми силовики обзывали свой главный орган с семнадцатого года по сей день. Там, конечно, тоже были свои руководители, но шапку с ними мы заполним позже. Теперь и ты мне ответь на вопрос. Кто же по этой схеме заправлял деньгами?

Девушка просмотрела всю страницу, дернула плечиком.

— Вот эта, которая КПСС. При помощи двух отделов.

— Да ты же умница! — восхитился Крэзи-бой. — Еще вопросы?

Аглая кивнула.

— Эти отделы делили деньги на всех жителей страны поровну?

— Нет, там сложная структура была. Наша Таша работала в этой структуре и знает ее досконально. Поэ-э-та-а-му-у… — протянул Крэзи-бой и хитро подмигнул девушке, — ты у нее и узнай подробненько о распределении денег. И запиши потом себе в тетрадочку. Ладненько? На этом урок истории закончен. Будем играть в прятки?

Девушка радостно закивала и бросилась к столу. Нашла нужную тетрадь с надписью «прятки». Тетрадь была толстой, в 96 листов и почти вся заполнена.

— Ты прочтешь начало, середину или конец? Что мне искать? — спросила она.

Крэзи-бой задумался, потом кивнул:

— Фамилия поэта Тар-ков-ский. Я прочту середину.

И заговорил низким сильным голосом, как запел:

— «Есть только явь и свет, ни тьмы, ни смерти нет на этом свете. Мы все уже на берегу морском, и я из тех, кто выбирает сети, когда идет бессмертье косяком». (Тарковский «Жизнь, жизнь» ).

— Вот, я записала, — Аглая отдала тетрадь и присела на перила террасы, подставив ладонь каплям с навеса. Крэзи-бой осторожно переворачивал страницы с цветными стихами: загаданное Аглая писала синим, а найденные потом конец или начало стихотворений — красным и зеленым.

На террасу вышла Лукреция с папиросой и покачала головой:

— Все шпионы предсказуемы. Бакенщик зимой приезжал. Сначала Маяковским долбил с выражением и пафосом, чтобы рассмешить нас, а загадал Штейнберга. Ну откуда у меня, скажи пожалуйста, Штейнберг? Ради общего развития Лайки могли бы и отступить от диссидентщины. А он теперь назло пишет ей в тетрадь частушки и поговорки.

— Зато у мамы из-за таких пряток появилось много книг со стихами, — подала голос Аглая. — Я по Пушкину и Лермонтову найду что угодно за секунду, потому что… потому что много запомнила с детства. Не верите? Запрячьте мне, что хотите из Пушкина.

Крэзи-бой посмотрел на девушку с грустью и торжественно объявил:

— Я тебе верю!

Вытащил погасшую папиросу из руки присевшей на подлокотник его кресла Лукреции и спросил:

— Она прозу читает?

— А зачем? — пожала плечами Лукреция.

— Откуда тогда такая поразительная грамотность? Ни одной ошибки. Те, кто мало читает, редко пишут грамотно.

— С десяти лет раз в неделю мой сосед по даче профессор Ционовский преподавал ей русский язык и математику. Да-да! А ты думал, что профессор ко мне клеится, а Лайку домработница только одна и воспитывала? Кстати, это он сказал, что поэзия предпочтительна при установлении правильного понимания языка. И оказался прав. Стихи — самое то для умственно отсталых.

— Не надо так говорить, — Крэзи-бой покосился на девушку. — Стихи — это образы, нужно читать прозу, чтобы…

— Чего же ты прозу не декламируешь, а? — перебила Лукреция. — Это ваша четверка придумала играть с нею в стихи. Шпарили бы прозу наизусть, глядишь, и у меня на полках стояли бы другие книги.

— Да уж… — Крэзи-бой завел руку назад и обхватил Лукрецию за объемную талию. — Я из прозы наизусть помню только выдержки из статей Ленина. Со дня принятия в комсомол помню, как выжгло от страха, что не примут.

— А «чуден Днепр при тихой погоде»? — толкнула его плечом Лукреция.

— Нет. Гоголя плохо помню, из Горького помню «над седой равниной моря гордо веет буревестник».

— Но это же стихи!

— Думаешь?..

— А я что говорю? Стихи всегда лучше для слабоумных.

Лукреция шлепнула ухажера по заблудившейся --">