Татьяна Столбова - Смерть по сценарию

входе, пьет чай с вахтершей. Возвращаться домой он не хочет, так как все равно скоро надо ехать на съемки, а с его брюхом таскаться туда-сюда совсем непросто. Поэтому я должна поехать на студию, дождаться шофера Витю и вместе с ним лететь за артистом.

За Саврасовым я с удовольствием полечу хоть на Луну.

Что будет дальше? Демократичный режиссер Вадя начнет работу со скандала с осветителями. Полчаса он будет орать на них, а они на него. Затем взбеленится оператор и сцепится со своим ассистентом. В эту ссору органично вольются осветители, Вадя, второй режиссер, артистка Невзорова и пиротехник Сладков. Последний вопит так истошно, что вскоре все замолкают, суетливо приступают к своим прямым обязанностям, и творческий процесс наконец начинается.

Не знаю почему, но Сладкова все боятся. Даже Вадя. Когда я вижу, как он тушуется перед пиротехником, я сожалею, что он такой демократичный. На его месте я бы давно послала этого субъекта в баню. Хотя бы для того, чтобы он помылся...

На Сладкове моя мысль обрывается — я выхожу из вагона и направляюсь в переход. По привычке подсчитываю: две цыганки с младенцами на руках, один безногий, один безрукий, четыре старушки и маленький старичок. Все они держат в руках таблички, исписанные огромными корявыми буквами. Содержание простое и во всех одинаковое: «Помогите». Я спокойно прохожу мимо. Я им не верю. Только маленькому старичку я всегда даю пятьдесят копеек, иногда — рубль. Я видела однажды, как его коллеги — хрупкие старушки — лупили его своими табличками, прогоняя с доходного места. С тех пор старичок пользуется моим расположением. Мне приятно, что он узнает меня издалека, улыбается мне и слегка кланяется. Про себя я решила, что он — мой талисман. После встречи с ним у меня все идет хорошо, я всем нравлюсь, кроме пиротехника Сладкова, съемки заканчиваются вовремя и я довольно быстро добираюсь домой.

Сегодня вид у моего старичка мрачноватый. Он так же улыбается мне, однако я замечаю в его глазах какую-то тоску.

Пятьдесят копеек уже перекочевали из моего кармана в его бледную узкую ладошку, я уже сделала шаг вперед и остановилась. Проклинаю себя за это. Какое мне дело до тоскливых глаз постороннего старичка? А что, если он заболел и сейчас попросит отнести его домой на руках? А что, если ему позарез нужно пятьдесят рублей, а не пятьдесят копеек? И тогда я помчусь на студию, буду обзванивать своих знакомых с просьбой одолжить мне денег, Саврасов изведется, поджидая меня на служебном входе в компании с занудливой вахтершей, Вадя взбесится и уволит меня...

— Что-то случилось? — как можно равнодушнее осведомилась я.

Старичок кивнул.

— У этой, — он показал мне глазами на цыганку, стоящую справа от него, — сегодня другой ребенок.

— Бывает! — усмехнулась я, в душе испытывая облегчение. У него все в порядке, а значит, я могу спокойно ехать на работу.

Что же касается «другого ребенка», то в этом ничего удивительного нет. Странно, что старичок, около года простоявший на своем посту без выходных, не знает, что дети участвуют в бизнесе нищих. Бедные дети. Грязный бизнес. Если бы я могла, я... Да что говорить! Если бы я могла, я бы перевернула этот мир с головы обратно на ноги. Но я не могу. К счастью, я заранее об этом знаю в отличие от поколения моих родителей, которые искренне полагали, что им запросто удастся сие мероприятие...

— Ну пока! — говорю я и исчезаю в толпе.

Спустя тридцать пять минут я подхожу к киностудии «Мосфильм».

***

Сладков, как все шизофреники, очень чувствительный. Я столкнулась с ним, когда садилась в машину, чтобы ехать за Саврасовым. Увидев меня, пиротехник отшатнулся, забормотал себе под нос какие-то проклятия и быстро удрал. Чует, ох, чует, как я его не выношу. В отличие от Вади, у которого туча всяких комплексов и предрассудков, я всегда реагирую немедленно и адекватно. Со Сладковым за три месяца моей работы на этой картине я ругалась раз пятнадцать и, должна с гордостью отметить, всегда одерживала победу. Он отходил в сторону, посрамленный, а члены нашей съемочной группы смотрели на меня с нескрываемым восхищением. Все, кроме Дениса...

Об этом позже. А сейчас — я несусь по серым заснеженным московским улицам в служебной «Волге», болтаю с шофером Витей о разных пустяках и предвкушаю приятную встречу с приятным человеком.

Саврасов уже торчит у стеклянной двери служебного входа. На улицу не --">