Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

Питт видел много замечательных женщин, которых воспитывали переносить физическую боль, одиночество или тяжелую утрату, сохраняя внешнюю невозмутимость; их слез не видел никто. Эти женщины провожали своих мужей и сыновей на битвы при Ватерлоо или под Балаклавой, в экспедицию на Гиндукуш, на поиски истоков Голубого Нила, а затем для того, чтобы создавать империю и управлять ею. Многие сами отправились в незнакомые земли, стойко перенося нужду, лишения и разлуку со всем, что им дорого и близко. В представлении Питта миссис Йорк была именно такой женщиной.

Лоутер продолжал говорить тихим голосом, вспоминая печальный дом и горе его обитателей.

— Я спросил, не пропало ли чего. Было неудобно расспрашивать хозяйку в такой момент, но нам нужно было знать. Миссис Йорк была очень спокойна, но двигалась по комнате вроде как с опаской. Она сказала, что, как ей кажется, отсутствуют два маленьких портрета в серебряных рамах, датированных 1773 годом, хрустальное пресс-папье с гравировкой в виде цветов и свитков, маленький серебряный кувшин, в который ставили цветы, — об этом легко было догадаться, потому что сами цветы валялись на полу, а вода была вылита на ковер; непонятно, как мы не заметили этого раньше, — и первое издание книги Джонатана Свифта. Больше ничего она не заметила.

— Где хранили книгу?

— На полке, вместе с другими, мистер Питт… Это значит, она знала, где стоит книга. Я спросил, и она ответила, как будто в этом не было ничего особенного.

— Ага. — Питт медленно выдохнул. И сменил тему: — Убитый был женат?

— О, да. Но я не стал беспокоить его жену, бедняжку. Она спала, и я не видел смысла будить ее посреди ночи. Решил, пусть уж это сделают родственники.

Питт не стал его винить. Сообщать печальные новости близким жертв — одна из самых тяжелых обязанностей в делах об убийстве; тяжелее только видеть лица родственников виновных, когда они наконец узнают правду.

— Вещественные доказательства? — спросил он.

— Ничего, сэр, — покачал головой Лоутер. — По крайней мере, ничего существенного. В доме не нашли чужих вещей, и ничто не указывало на то, что грабитель был где-нибудь, кроме библиотеки. Ни следов обуви, ни обрывков ткани — ничего. На следующий день мы опросили всех слуг в доме, но они ничего не слышали. Никто не слышал, как разбилось окно. Но слуги спят на самом верху, на чердаке — наверное, они и не могли слышать.

— А снаружи? — настаивал Питт.

— Тоже ничего, сэр. Никаких следов под окном, но в ту ночь был ужасный мороз, и земля стала как железо. Я сам не оставил следов, хотя вешу около четырнадцати стоунов.^[2]

— И достаточно сухо, так что на ковре ваших следов тоже не осталось? — спросил Томас.

— Ни одного, сэр. Я тоже об этом подумал.

— Свидетели?

— Нет, мистер Питт. Я сам никого не видел и не нашел людей, которые видели. Понимаете, Хановер-клоуз — это и вправду тупик; через него нет сквозной дороги, и чужие там не ходят, только местные жители, особенно зимой, посреди ночи. И шлюх там тоже не бывает.

Примерно это Томас и ожидал услышать. Но ведь шанс всегда есть. Остался один очевидный вопрос.

— А что насчет украденных вещей?

Лоутер поморщился.

— Ничего. Хотя мы очень старались — убийство как-никак.

— Что-нибудь еще?

— Нет, мистер Питт. С семьей говорил мистер Моубрей. Может, он расскажет вам больше.

— Я его спрошу. Спасибо.

Лоутер был удивлен, но особого облегчения, похоже, не испытывал.

— Спасибо, сэр.