Фридрих Евсеевич Незнанский - Формула смерти

За большим овальным столом собрались самые близкие Вячеславу Ивановичу люди: временами суровый, но всегда справедливый Константин Дмитриевич Меркулов, для Грязнова с Турецким просто Костя, несмотря на высокие чины и звания; надежнейший друг Саня Турецкий, сослуживец Меркулова, заместитель генерального по следствию; очаровательная и безупречная Ирина, давно ставшая не просто женой Турецкого, но и членом их дружески-служеб-ной команды; наконец, ближайший родственник, Денис Грязнов, руководитель частного сыскного агентства «Глория» — детища Грязнова-старшего, переданного в надежные руки племянника.

Людей этих соединяла не просто дружба, а некое братство, свойственное людям опасной профессии, где каждый новый день может оказаться разведкой боем, а то и сражением. И пусть не приходится им сидеть в окопах и не свищут пули над их головами (впрочем, и такое бывало не раз), но острых ощущений хватало, хватает и еще долго, видимо, будет хватать на каждого из них. Зато и адреналина хватает, и ощущения удовлетворения жизнью, и умения радовать друг друга, и устраивать праздники. Вот и нынче: казалось бы, не такая уж дата — пятьдесят четыре, можно было бы и не отмечать, тем более что сам день рождения уже прошел. Но Грязнов твердо заявил, что праздник будет! И плов! Ирина вызвалась испечь фирменный капустный пирог, Саня обещал настричь салаты, и вот он, праздничный стол, — сияет во всем своем великолепии.

Что в застолье может быть приятнее семейного тепла и раскованности, когда не нужно напрягаться, стараться казаться лучше, чем есть (куда же лучше-то?), когда все друг друга любят и понимают с полуслова.

— Какой пирог, Ириша, тает во рту! — нахваливал Меркулов. — Не пирог — песня древних славян!

— Посвящается Вячеславу, — Ирина погладила по плечу именинника, — самому мудрому мужчине из всех, кого я знаю.

— Не понял… — Турецкий вызывающе поднял брови. — А я?

— Ты не мудрый, ты умный.

— Вот как? А я, значит, мудрый, но… — решил обидеться для виду теперь уже Грязнов. — Не ожидал от тебя, Ириша. Я к тебе с душевным трепетом, а ты…

— А я тебя просто обожаю, это знает вся Москва и Московская область! — смеялась Ирина. — И желаю тебе наконец жениться! Ты у нас мужчина в расцвете сил, такой весь замечательный! Ну правда, Славка, почему ты никак не женишься?

— Потому что он самый мудрый, — тут же вставил Турецкий.

— Что ты этим хочешь сказать, дорогой? — Ирина повернулась в сторону мужа и сузила красивые кошачьи глаза.

— Он хочет сказать, что я не женюсь исключительно по твоей вине, Ириша, — поспешил вклиниться Грязнов.

— Это почему?

— Потому что лучше тебя женщины нет, а зачем мне хуже? Чтобы у Сашки Турецкого жена была лучше моей? Никогда!!! И вообще, что-то мы давно не пили здоровье именинника. Денис, да отлипни же наконец от телевизора!

— Я вам мешаю, что ли? — отозвался Денис, сидящий отдельно, почти вплотную к экрану. — И так звук почти полностью убрал, только видеоряд. Такие соревнования, блин! А вы не смотрите! Стыдно! Где патриотизм, я вас спрашиваю?! Где он наш квасной, исконно-посконный? Наш Калаш участвует в «Формуле», а дама, сидящая за столом, даже чепчик в воздух не бросает, не говоря уж о том, что его у нее вообще нет… Как, между прочим, и всеобщего ликования среди присутствующих… Что обидно!

Все это Денис произнес самым серьезным тоном, не оборачиваясь к компании. Лишь оттопыренные уши слегка шевельнулись, выдавая невидимую публике улыбку. После отповеди в комнате повисла тишина, за которой последовал взрыв хохота.

— Вот оно, племя молодое и ершистое, — резюмировал Грязнов-старший. — Ты просвети нас, племяш, что там происходит, на голубом экране? Мы ведь не «новые русские», а «старые», по гонкам не спецы. Вот если бы футбол показывали, или хоккей — тогда, конечно, мы бы все в едином порыве… А гонки эти… Слишком буржуазно, что ли…

— Ты, дядя Слава, не прав совершенно! — теперь уже запальчиво и на полном серьезе откликнулся Денис. — Спорт увлекательнейший! Да ведь это всегда так: пока не въедешь, пока не узнаешь, что да как, пока не заведешь себе любимцев, до тех пор и неинтересно. Возьми хоть хоккей. Скажи я тебе: Харламов — и объяснять ничего не надо, верно? А скажи я тебе Алонсо или Монтойя — и что?

— А ничего! И вообще… Хоккей — это хоккей, что тут обще го-то?!

— Да и не должно общее быть! Каждый вид спорта интересен по-своему. Ты посмотри, приглядись, --">