Деклан Хьюз - Цвет крови

когда она сказала матери, что он сделал, мама никак не могла решить, на кого больше злиться, может быть, на себя, сморщенную старую кошелку. Никто ко мне не заходит, не говорит со мной, как будто во всем виновата я. Меня отошлют в школу в этой Гэлуэй, где только проклятые монашки, даже девочки — монашки или хотят ими стать, но небо упадет на землю прежде, чем это случится, и даже если я должна себя стыдиться, я возьму маленького человечка и отнесу его вниз, туда, где нас никто не найдет, где мы сможем исчезнуть, а они могут ждать тысячу лет, и даже тогда если какой-то принц придет и поцелует ее, она разрежет ему губы и пусть льется кровь. Разбросайте рябиновые ягоды кругом. Они не пустят зло и не пустят никого из них, и у нее останется ее маленький принц. И она, и он будут невидимыми в темноте, мокрыми и холодными, и в безопасности на тысячу лет.

Под текстом чернилами нарисован круг; в верхнем левом углу кто-то нарисовал красный и зеленый крест. Эмили показала на модель пруда, стены которого ею сделаны из склеенных вместе камушков. Она сунула палец в этот верхний угол, один камешек отвалился, и она достала оттуда маленький клочок красно-зеленой шотландки, свернутой в трубочку. Она подняла его, затем положила на поверхность макета пруда.

Потом она сбросила мотоциклетные ботинки и спрыгнула в настоящий пруд. Марта снимала на камеру, как она шла по пруду к месту, обозначенному на карте. Затем она исчезла под водой. Дейв Доннелли взглянул на меня, но я кивнул, как бы говоря, что все в порядке. Пламя горящего дома было темно-золотого и оранжевого цвета; заря окрасила небо в более темный, розовый цвет. Эмили вынырнула, вдохнула воздух, почти улыбнулась, кивнула мне и снова скрылась под водой.

— Что она там ищет, Эд? — спросил Дейв.

— Ребенка, — ответил я. — Мертвого ребенка.

Металлический крест над круглой башней почернел и безразлично взирал на огненную геенну внизу. Джонатан как-то сказал мне, что вся его семья попадет в ад, но именно в аду они все время жили. Он только раздул пламя. Я подумал о Сандре и почувствовал стыд, потому что использовал ее, чтобы добраться до истины, и печаль, из-за того, что не сбылось то, что могло бы быть, и гнев за ее слишком поздно возникшее доверие ко мне, если вообще оно возникло. Но для нее все было слишком поздно, стало слишком поздно с того дня, как ее отец прикоснулся к ней. Я задумался, не завидовала ли она иногда смерти сестры все те долгие годы, что прожила в Рябиновом доме. Я подумал о Мэри Говард и ее послании внучке с того света. Я подумал о ребенке Мариан Говард и о мертвых детях, брошенных в сараях, оставленных на паперти и закопанных в полях или садах по всей Ирландии, и все по одной причине: из-за стыда. Еще я вспомнил о вчерашнем послании моей бывшей жены, матери моего мертвого ребенка, которая сообщала мне, что родила сына.

Когда Эмили снова вынырнула, она уже не улыбалась. Она вытерла грязь и мокрые листья с лица, затем снова сунула руку в воду и вытащила оттуда маленький красно-зеленый сверток. Вода стекала по кровавому камню у нее на шее. Шагая по воде к нам, она развернула сверток. Это был школьный фартук маленькой девочки, в который было что-то завернуто. Она осторожно сунула руку внутрь. Я мог видеть красные языки пламени, пожиравшие дом, слышать треск огня, напоминавший мне биение птичьих крыльев. Я видел, что по щекам Эмили Говард текут слезы. Когда она отбросила фартук и протянула к нам обеими руками крошечные косточки ребенка Мариан Говард, кольца на ее пальцах вспыхнули и заря стала густо-красной, а небо над Дублином приобрело цвет крови.

Примечания

1

Пер. Лозинского, М., 1984.

(обратно)

2

От англ. Honey park — Медовый парк.

(обратно)

3

Строка была пропущена в русском переводе, восстановлена по оригинальному изданию. (Прим. ред. FB2)

(обратно)
--">