Фредерик Браун , Карен Андерсон , Артур Порджес , Пол Уильям Андерсон , Джек Ричи , Лоуренс Блок , Мириам А Дефорд , Генри Слезар , Алфред Хичкок , С Б Гилфорд - Убийства, в которые я влюблен

фигур преступных маньяков, монстров и прочих вампиров, главных героев фильмов ужасов. Ярлыков было много, но самих произведений Мастера у нас в стране почти никто не видел. (Лишь в 1988 году в рамках «Золотого Дюка» в Одессе была представлена ретроспектива кинолент режиссера.) Хичкоку импонировало, что его сравнивали с Эйзенштейном и Пудовкиным, чьи работы он знал прекрасно, и он увлеченно мог говорить в несведущей американской аудитории об удивительном мастерстве авторов «Броненосца „Потемкин“» и «Матери».

Тень считала, что она больше Мастера, она — его официальный портрет, и стало быть — она значительнее. Его работы по достоинству оценили коллеги, а Тень взяла да и заслонила собой целый зрительский мир. Случайные люди склоняли его имя, пускали в ход имевшиеся под рукой этикетки, а он и не ведал о том: продавали Тень, она все сносила. И была безукоризненна, как всякое бесплотное создание. А он не укладывался в стандартные рамки. Свои страхи и духовные кризисы мог превращать в мощное, притягательное для масс искусство, при этом постоянно балансировал на грани творческого созидания и подсознательного разрушения. Художник-страдалец и опытный делец, производящий ходкий товар, волшебник сладких кошмаров, маг бессонных ночей, проведенных над леденящими душу повествованиями, и циник до мозга костей, голливудский шоумен и вместе с тем великий Мастер, он и в каждодневной текучке, как в искусстве, был абсолютно разным: мрачный тип и обаятельный шутник, романтик и приспособленец, светский человек и застенчивый одиночка. Все слилось в нем воедино — силы хаоса, жестокости мира и вселенского разочарования и идея порядка, порывы доброты и милосердия, творческого оптимистического экстаза.

Когда Мастер говорил со мной (и всего-то несколько минут: до того, вместе с другими, не один час провел я в полных залах, внимавших ему), казалось — Тень все время рядом. Она опровергала его суждения голосами тех, кто слышал о нем от дежурных критиков, она спорила, как спорили между собой профессионалы и случайные люди, прорвавшиеся на просмотр его картин, она переходила на жаргон киноведов, не желающих и по сей день (когда прошло более 90 лет со дня рождения Мастера) упоминать его имя, не исполнив предварительно обряд очищения: не сплюнув на его мифы «три раза через левое плечо», не спикировав на его картины-откровения, обозвав их фильмами ужасов — «нам сверху видно все», не уподобив творчество его известным проискам, на которые у нас была одна реакция — «следить будем строго». А может быть, все проще — не знали его, да и знать не хотим. Джойс, Элиот, Паунд, Оруэл, Набоков — сколько лет жили без них… и без вашего Мастера… И все-таки читали из-под полы и походили в университетских курсах как декадентов, реакционеров и прочую нечисть. И вот теперь мы в темном зрительном зале, и выходит к нам он (и нет Тени — без света), и ведет доверительный разговор…

7 марта 1979 года Американский институт кино проводил торжественный вечер — чествовали человека, который был удостоен почетной награды, присуждаемой раз в год: «За работу всей жизни». Лауреат (седьмой по счету в истории приза) стал известен еще в августе 1978-го. Съезжались гости — люди известные, кинозвезды и голливудские магнаты, все радостные, оживленные. И только сам он был мрачен, чувствовал себя плохо, накануне даже заявил, что «не желает присутствовать на собственных похоронах». Но уговорили. Через пять дней всю церемонию передавали в записи по телевидению: редакторы поработали на славу. Но и им не удалось скрыть того, каких усилий стоило ему это мероприятие, как в буквальном смысле дотащился, выйдя под объективы камер, до кресла, как тяжело опустился в него: безмерным грузом давили годы. Рядом были жена Альма, друзья — Кэри Грант и Джимми Стюарт, актеры известные всей Америке, Лео Вассерман, его агент и совладелец их кинокомпании. А вела вечер Ингрид Бергман — давно знаменитейшая звезда, а он помнит ее почти девчонкой, юной шведкой, явившейся в Голливуд с другого континента. Милая Ингрид — она пытается шутить, хочет поднять его настроение, вызвать улыбку, расшевелить: поздно, слишком поздно, и он не желает выходить под юпитеры эдаким бодрячком, пусть видят, что сделало с ним время. Хотя любимый анекдот-быль он все-таки расскажет, этот эпизод и пойдет в эфир для миллионов телезрителей, так полюбивших его страшные — бр-р-р — на ночь глядя рассказанные истории: вздрагиваешь от каждого --">