Стенли Эллин - Свет мой, зеркальце, скажи

председательствует на собраниях Союза за гражданское равноправие. Хитроватый длинноволосый лис, симпатичный и мерзопакостный. Симпатию источала каждая пора его тела. К Джоан, к Нике и даже ко мне. Как хорошую смазку, настолько хорошую, что спустя шесть месяцев после развода Джоан бросилась в его объятия и вышла за него замуж, даже не поняв величия своего широкого жеста. Вот что мне было всего больнее. А он симпатизировал, сострадал и сочувствовал до такой степени (до, во-время и после бракоразводного процесса), что Джоан кончила тем, что ощутила присутствие рядом с собой мужчины, разделяющего с ней причиненные мной заботы. С опозданием и неохотно она делилась с ним за столом, в театре, дома и в постели. Они не думали обо мне лишь во время совокупления.

Этот бравый Гольд! Не человек - золото! Позволить проводить мне все выходные с Ником, в то время как Джоан протестовала.

- "Подумай, дорогая, этот проходимец вправе все же видеть своего сына. Позволь порадовать его".

Я спросил у Ника, трясясь от страха:

- Как ты его называешь? Дядя Ирвин?

- Ты представляешь, он просил меня называть его просто Ирвин. Я так и сделал.

- И ты с ним на дружеской ноге?

- В общем, да. Он постарался, и я ответил тем же. Он хотел приятельских отношений, я согласился, мы стали приятелями. Это так просто.

- Ты хочешь сказать, что он слишком напорист?

- Это естественно в игре. В играх, представляешь? Например, играешь в монополию с бабушкой и дедушкой, а Ирвин смеется, просто шутит и все, но я знаю, что он готов на все ради выигрыша. То же самое и в теннисе.

- Ты играешь с ним в теннис?

- А как же.

- Он хорошо играет?

- Он считает, что да, не пропускает ни одной подачи, а вот бьет отвратительно. Ты запросто можешь его победить.

- Я полагаю, и ты тоже.

Ник пожал плечами.

- Вполне возможно. Но я не хочу.

- Ты позволяешь ему выигрывать?

Обратите внимание, ведь это слова пятнадцатилетнего мальчишки.

И вот что странно, Ирвин Гольд теперь на коне, в то время как Джоан расплатилась за историю с Винсом Кенной, происшедшую задолго до встречи с этим чертовым адвокатом. Кожей и щекой, потому что я не знаю как мы все оказались в ванной комнате с компании с этим ужасающим трупом, стоящим на коленях перед корзиной для белья. И к тому же ещё чертов доктор Эрнст, последователь Фрейда, и Офелия - горничная. Все мы сгрудились на очень узком пространстве, ибо квартира на Шеридан Сквер старого образца, когда ванные комнаты делали под худых, осторожных, никуда не спешащих людей.

За исключением меня, все считали, что все в порядке. Это напоминало великолепную сцену: "Ночь в Опере", братья Маркс и все возрастающая толпа сгрудились в тесной корабельной каюте, бросив все свои дела.

Несомненно, что никто, кроме меня, кажется не замечает лужи крови на полу. Эти люди очень хладнокровны.

Офелия склонилась над умывальником. С чувством собственного превосходства она что-то смывает в раковине. Какой-то листок бумаги с посланием. Буквы расплылись. Можно побожиться, что у тупицы - мексиканки смоются пятна, а текст останется нетронутым.

- Не хотите ли вы оставить это и вымыть плитку на полу? - спросил я её.

Но она довольствовалась лишь безразличным взглядом в мою сторону и продолжила с остервенением тереть листок бумаги. Что может быть приятней для этой примитивной замарашки? Платят ей немного.

Доктор Эрнст склонился над посланием.

- Потрясающе, - прошептал он.

- Разумеется, - подтвердил Ирвин Гольд.

Он обошел труп, вежливо уклонился от меня , разместился перед унитазом, расстегнул ширинку и шумно пустил струю. Потрясенный, я не мог оторваться от этого зрелища. Размер его инструмента был невероятен. Дуло 45 калибра с рукояткой от 22-го.

Какой может быть реакция присутствующих на столь естественное отправление нужды на публике? Джоан с доктором Эрнстом тихо перешептывались, склонившись друг к другу. Офелия все ещё трет листок бумаги. Убитая женщина все ещё истекает кровью. По-видимому, я один заметил неприличное поведение Ирвина.

- Надеюсь, вы не ведете себя подобным образом при Нике! - сказал я ему.

Он спокойно убрал в штаны предмет своей гордости.

- А почему бы и нет? Он крепкий умный парень, хорошо воспитанный и уравновешенный. Новая раса, Хаббен, способная смотреть реальности в лицо. Если Америка когда-либо обретет свою душу, то только благодаря молодым людям вроде него...

Я возмущенно прервал его разглагольствования.

- О какой реальности --">