Анатолий Александрович Андреев - Давление зла

А ели уже закрывали собой все небо, оставляя нетронутым лишь клочок его, в самом зените. Поляна сужалась. В какой-то момент вдруг оказалось, что Федор стоит на круглой площадке, окруженной лесом. Прогал, через который он сюда вошел, остался выше и сзади. Он замыкал котловину, с трех сторон окруженную ельником, а с четвертой — травянистым откосом. Холод становился нестерпимым, и Федор в недоумении присмотрелся к траве под ногами — если не сейчас, то ночами она должна была оказаться побитой инеем. Но ничуть не бывало, разнотравье оказалось свежим, не примороженным, и как только Федор обнаружил это, холод отступил — в буквальном смысле отступил. Он скрывался за стеной елей, в овраге. Федор чувствовал его дыхание.

…Федор вообще обладал способностью на расстоянии ощущать тепло и холод. Кожей. Достаточно было ему зайти в комнату, и он не глядя мог указать, где здесь расположена батарея отопления. Комната могла быть незнакомой, в ней мог быть выключен свет — на его способность это не влияло. В трамвае он плечом чувствовал, сидит ли кто рядом, или там только промороженное, заиндевевшее стекло окна. Пару раз он заикнулся было о своей чувствительности к таким вещам, но его подняли на смех — подумать только! Чувствовать что-то сквозь зимнее пальто, да на расстоянии! Он и сам понимал, что этого не должно быть, и потому научился помалкивать. Имела это особенность и неприятную сторону. Всей кожей отмечая температуру на улице, он мерз, несмотря на теплую одежду. Эта способность немало смущала его попервости, пока он не прочитал в популярном журнальчике статью о реликтовом кожном зрении — обычно в инфракрасном диапазоне. Если верить статье, таких как он не так уж и мало, каждый двадцатый. И каждый, подумал Федор, в таком же положении. В смысле — насчет боязни, что поднимут на смех. По крайней мере, он ни от кого ничего подобного не слышал, а уж у него-то в этом отношении ушки все время были на макушке…

…Стужа отступила в овраг. Федор чувствовал ее там, все равно, что видел. Видел он также, что это неправильный холод, ненастоящий. Он холодит лишь его… нет, пожалуй, только лишь живые существа — Федор огляделся и не заметил никакой живности вокруг. Ну ладно, птиц не видать… Но какие-то жучки или бабочки должны быть! А здесь — даже кузнечики смолкли. Федор прислушался. Издалека, на пределе слышимости, донеслось ослабленное расстоянием монотонное их цвирканье. Странное место. Мрачное. Он еще раз осмотрелся и заметил на ветвях стоящей перед ним на расстоянии десятка метров мрачной исполинской ели какие-то тряпочки. Некоторые из них были еще совсем свежими, не выцвели. Федор замер, до него начинала доходить причина необычности этого места — капище…

Федор сделал было пару шагов к ели, но остановился. Что-то не пускало его, заставляло уйти прочь. Как будто само это место было пропитано не то чтобы злом — какой-то странной, чуждой, недоброй силой. Он постоял, вглядываясь в обесцвеченные ветром и дождем ленточки на темных ветвях, в заметную даже отсюда паутину с запутавшейся в ней хвое и прочим лесным сором. Он с трудом подавлял нараставшее желание бежать отсюда. Наконец он медленно повернулся и неторопливо двинулся вверх по склону, напряженно вслушиваясь в царящую вокруг тишину. Он с трудом сдерживался, чтобы не побежать или не оглянуться. Только оказавшись наверху, на окраине засеянного ячменем поля, он почувствовал, как расслабились, наконец, мышцы спины и шеи, и позволил себе обернуться — к залитой низким уже солнцем поляне, вершинам елей, растущих в оврагах, протянувшимся от них темным холодным теням.

…Солнце еще не коснулось горизонта, когда Федор вернулся в поселок. Хотя на улице было так же мало людей, как и днем, но поселок уже не казался необитаемым. Слышались далекие голоса, где-то бубнил телевизор, негромко взмыкивала корова. Откуда-то выскочила стайка ребятишек, побежала вдоль улицы. Вкусно пахло дымком и жареным луком, и Федор ощутил приятное чувство возвращения домой, к людям, словно был не в полях вблизи деревни, а долго скитался в глухих лесных дебрях.

III

Сразу после ужина Федор вышел во двор — посидеть и перекурить. Зубчатая кромка леса на западе чернела на фоне подсвеченных снизу полупрозрачных облаков. Над усадьбой, над близкой опушкой, над поселком повисли долгие летние сумерки. Небо оставалось светлым, мягкий и нежный отблик его ложился на все вокруг, нереальный из-за невозможности --">