Галия Сергеевна Мавлютова - Начальник райотдела

вздохнула. Январская полутемь обязывала с утра до ночи сидеть в кабинете с включенным светом. На потолке ярко светилась люстра с десятью хрустальными плафонами. На столе укрепилась уютная настольная лампа.

«На улице мороз, а у меня в кабинете тепло и светло, уютно. Абсолютно не хочется идти на совещание», — подумала женщина и усмехнулась. Она вытянула губы трубочкой: «Ох, уж эти совещания. До чего они выматывают организм и душу. Иногда хочется тихо завыть от бесконечных выволочек, выговоров и разносов. Пропади все пропадом!»

Последнюю фразу женщина произнесла вслух и вздрогнула. Голос прозвучал неожиданно громко, и тут же в дверь тихонько поскреблись.

— Войдите, — сказала женщина и собрала бумаги в аккуратную стопку, вложила их в папку. Папку с бумагами сунула в портфель и, оглядев стол, осталась довольна. Стол сиял чистой и ровной поверхностью.

Дверь медленно открылась. В кабинет тихонько шагнула чья-то нога в поношенном сапоге буро-неопределенного цвета, затем появились плечи в плащевом пальто такого же бурого цвета и, наконец, появилась мохеровая шапочка. Из-под шапочки выглядывало довольно миловидное лицо пожилой женщина.

— Можно, Гюзель Аркадьевна? — робко спросила посетительница.

— Можно-можно, — обреченно махнула рукой женщина за столом. Она мельком взглянула на часы и поморщилась, — что у вас?

— Да у меня к вам личный вопрос, — посетительница окончательно оробела. Она топталась у двери, раздумывая, стоит ли ей проходить дальше.

— Какой еще личный вопрос? У меня прием по понедельникам с четырех до восьми. Можете оставить заявление, — Гюзель Аркадьевна провела рукой по ровной поверхности стола, пытаясь скрыть раздражение.

— Не знаю, что писать-то в заявлении, прямо измучилась вся! — посетительница заплакала, слезы растеклись по ее морщинистому лицу. Она неловко прислонилась к притолоке, чтобы не упасть.

— О-о, господи, только не это! — всполошилась Гюзель Аркадьевна. Она стремительно поднялась из-за стола и бросилась к плачущей просительнице. — Терпеть не могу, когда женщины плачут, прекратите, пожалуйста, — добавила она, смягчая тон.

Гюзель Аркадьевна положила руку на плечо женщине и, обняв ее, повела к столу, заботливо усадила женщину на стул, а сама села рядом, продолжая тайком взглядывать на часы.

— Что случилось? Говорите уже, у меня скоро совещание. Некогда вытирать вам слезы, — она ласково, но настойчиво отвела руки от лица посетительницы и посмотрела в заплаканные глаза, — глаза у вас добрые, бесхитростные. Такие глаза не могут обманывать. Говорите же, я вас слушаю.

— Спасибо, доченька, сейчас я, сейчас, — женщина достала носовой платок и высморкалась, — извините, пожалуйста, у меня насморк.

«Да уж, настоящий петербуржец без насморка, как пистолет без патронов, или нет, пожалуй, как горчица без едкости. Господи, какая чушь мне в голову лезет! — подумала Гюзель Аркадьевна и мысленно ужаснулась: — Надо бы спросить посетительницу, кто она такая и что ей нужно, а не заниматься сочинением дурацких афоризмов».

— Как вас зовут? — спросила она, взяв руки женщины в свои и наклоняясь к ней поближе.

— Анна Семеновна я, Анна Семеновна Карпова, — всхлипнула женщина и с благодарностью посмотрела на свою визави.

— Что у вас случилось, Анна Семеновна, что это вы день с дождя начинаете? На улице мороз.

— Горе у меня, Гюзель Аркадьевна. Я слышала, что вы людей не отталкиваете, всех жалеете, никого не отфутболиваете, вот и пришла к вам за помощью. — Анна Семеновна уже успокоилась и держалась с достоинством. Она выпрямила спину, сняла мохеровую шапочку, поправила рукой волосы, и от всех этих нехитрых манипуляций заметно помолодела.

«Ох уж эти мохеровые шапочки, как они уродуют наших женщин. Без этого серо-бурого болоневого пальто и мохеровой шапочки Анна Семеновна просто красавица, — сердито подумала Гюзель Аркадьевна, — и, вообще если бы не это совещание, я могла бы тут спокойно сидеть и успокаивать всех граждан и гражданок. Вытирала бы им слезы и сопли, работая по совместительству местным психоаналитиком».

— Какое горе, говорите же, Анна Семеновна, а то мне сейчас придется уйти на совещание и вас «отфутболить» все-таки. Мне не хотелось бы выглядеть в ваших глазах сухой и черствой. Чем смогу, тем помогу.

Гюзель Аркадьевна встала и прошлась по кабинету. Она всегда так делала, чтобы переключить сознание. «Кажется, это --">