Пьер Жан Реми - Бессмертный город

выразил ни того, ни другого. Он и пришел-то на эту встречу только потому, что не мог уклониться, однако состояние ничегонеделанья, в котором он пребывал, его настолько устраивало и превратилось в способ существования, что он стал страшиться всего непрошеного, что могло увести его с этого пути, то есть любой возможности получить назначение, каким бы оно ни было, и попасть в систему. Поэтому, когда Депен объявил, что премьер-министр соизволил подумать о Жюльене, Винер почувствовал скорее, как сжалось его сердце — что там еще на него свалится? — нежели благодарность, которой ожидал от него тот, кто сделался евангелистом, передающим простым смертным божественное послание.

Удивленный отсутствием реакции, Депен тем не менее продолжал:

— Некоторые из нас того же мнения: последние годы с тобой обходились не лучшим образом. Сегодня мы хотим поправить это.

Далее он пояснил, о чем речь, приведя Жюльена в полное замешательство. По причинам, касающимся как судеб Европы, так и равновесия между Востоком и Западом, а также согласно воле премьера вновь утвердить присутствие Франции в регионе, где оно стало настолько естественным, что о поддержании и сохранении его забыли и думать, а также в силу того, что культура, равно как экономика и торговля, стала одним из коньков той роли, которая выпала Франции за рубежом, и, наконец, имея в лице Жюльена Винера как высокообразованного человека, так и тонкого дипломата, глава правительства принял решение вновь учредить закрытое несколько лет назад консульство и на пост консула назначить его, Жюльена Винера.

— Согласись, блестящая идея! И на сей раз патрон не ошибся, назначение в Н. подойдет тебе как нельзя лучше!

Депен говорил не в сослагательном наклонении, а в будущем времени изъявительного. Идеи премьер-министра само собой были блестящими, но одновременно являлись приказами для тех, кого касались. Жюльен понял это именно так. Он опустил голову, но в одном смысле был теперь спокоен. Больше всего он боялся насильственного прикомандирования к одной из служб, которые слишком хорошо изучил: длинные зеленоватые коридоры, темные приемные и крошечный рабочий кабинет со спертым воздухом, весьма напоминающий ящик, в который он мог и без того в любую минуту сыграть. Назначение же в Н. было для него такой неожиданностью, что он был не в состоянии оценить ни значения его, ни тем более житейских последствий, которые оно могло бы иметь для него; он воспринял его лишь как внезапную, нежданную-негаданную ссылку в один из тех четырех-пяти городов, где вот уже несколько столетий творилась культурная, музыкальная, эстетическая история Европы.

— Жить в Н.! Ты отдаешь себе отчет, как тебе повезло? — продолжал между тем Депен. — Кто из нас не мечтал об этом?

Даже искушенный в дипломатической лжи — пружине великих начинаний — Депен и тот был на сей раз искренен, и Жюльен это почувствовал. И впрямь, кого, имеющего хоть какое-то отношение к искусству и культуре, не прельстила бы перспектива более или менее продолжительного пребывания в Н. в условиях, которым можно лишь позавидовать.

Жюльен знал Н., так как провел там лет двадцать назад счастливейшую в жизни неделю, и сохранил о нем воспоминание чарующей красоты. Расположенный в центре того, что некогда именовалось Центральной Империей, и в то же время в силу своего южного положения открытый итальянскому влиянию, городок этот в начале века был одним из непременных пунктов свадебных путешествий, а всегда существовавшие там колонии иностранцев продолжали поддерживать легенду о нем. Многочисленные шедевры, поделенные местным гением между церквами, музеями, дворцами и особняками, превращали поездку в Н. в паломничество, не менее потрясающее сердце и рассудок, чем путешествие во Флоренцию или Венецию. Но если Венеция и Флоренция, подобно Риму или Вене, являются столь великолепными и привлекательными городами, что побывавший там однажды непременно мечтает вернуться, то Жюльену никогда не приходило в голову возвратиться в Н.

Осознав внезапно всю никчемность своей жизни в Париже и не заглядывая в будущее, он проникся предложением своего младшего сотоварища, ставшего одним из его начальников. Еще сильнее вытянувшись на кончике своего кресла — поскольку Депен откинулся на спинку сиденья, раскуривая приличествующую его положению сигару, — Жюльен пылко поблагодарил его. Но ближайший советник --">