Говард Мелвин Фаст - Повести и рассказы

невольно, ни объединил все человечество и ввел его в новую эпоху, человека, который наделил нас правом на власть и управление, человека, чьей собственностью мы управляем. Тогда, как и сейчас, мы имеем дело со Стивом Коувэком!

Председатель Совета почти театрально сделал шаг в сторону и одним движением снял покрывало с прямоугольного ящика. Взгляды всех членов Совета устремились на бокс. Они увидели, как под покаянным колпаком спит человек, сон которого — не жизнь и не смерть, а временной интервал. Это был Стив Коувэк, красивый, широкий в плечах, с прекрасным цветом лица и копной седых волос. Казалось, сон его легок, доверчив и полон ожидания — словно ему грезилось, как он проснется.

— Это Стив Коувэк, — сказал председатель. — Так он и спит год за годом. Без всяких изменений. Таким его видели ваши предшественники шестьдесят два года тому назад, когда впервые появились средства излечения его болезни и возникла необходимость вернуть его к жизни. Но члены Совета уже шестьдесят два раза совершили преступление — не сделали этого перед лицом закона, долга и священного обязательства. Можем ли мы понять их? Можем ли мы простить их? Можем ли мы понять и простить Совет, который год за годом принимал одно и то же решение. И сможем ли мы простить себя, если запятнаем нашу честь, нарушим закон и проигнорируем нашу преемственность долгу?

— Я не предлагаю обсуждать этот вопрос. Он никогда не обсуждается. Вам представлены факты, и остается только проголосовать. Поэтому всех, кто за возвращение господина Стива Коувэка к жизни, прошу поднять правую руку.

Председатель ждал. Долгие мгновения складывались в минуты, и ни одна рука не поднималась. Двое старейших членов Совета накрыли холодный, холодный бокс покрывалом и выкатили его из зала. Председатель собрания в очередной раз отпил из стакана и объявил:

— А теперь перейдем к обсуждению повестки дня. Конец формы.

The Cold, Cold Box, 1959 г.

― ЧУДОВИЩНЫЙ МУРАВЕЙ ―

Однажды вечером мистер Морган увидел на ножке своей кровати странное насекомое и, долго не раздумывая, убил его. Что же стало причиной такого, казалось бы заурядного, поступка?

Каждое лето, обыкновенно в августе, четверо моих близких друзей и я отправляемся на недельку порыбачить на озера Сейнт Реджис, в Адирондаке. Мы постоянно снимаем один и тот же домик, наслаждаемся греблей на каноэ, рыбалкой, а иногда даже вылавливаем несколько окуньков. Мы не так уж и сильны в рыбалке, но зато прекрасно играем в карты, с удовольствием занимаемся хозяйством и вообще расслабляемся.

Прошлым летом я приехал в Адирондак на три дня позже друзей. У меня накопились неотложные дела, которые я должен был закончить до отъезда. Погода стояла приятная — ровная и теплая, и я решил остаться еще на пару дней после отъезда моих друзей. Перед нашим домиком была небольшая совершенно ровная поляна, и мне захотелось часок-другой поиграть на ней в гольф. Вот почему металлическая клюшка для гольфа оказалась потом рядом с моей кроватью.

В первый день, когда я остался один, я открыл на ужин банку консервированной фасоли и пиво. Потом лег в постель, прихватив книгу «Жизнь на Миссисипи», пачку сигарет и двухсотграммовую плитку шоколада.

На улице было еще совсем светло. Сквозь окно проникало достаточно света, чтобы можно было свободно читать. Оторвавшись от книги, я как раз потянулся за очередной сигаретой, когда заметил его на ножке кровати. Кончиками пальцев я нащупал клюшку для гольфа и одним движением поднял и опустил ее. Удар вышел точным и беспощадным — я убил его.

Первым делом я обнаружил, что весь мокрый от пота. Потом почувствовал, что мне становится плохо. Я вышел на воздух. Меня рвало.

Прикоснуться к нему голыми руками не мог. Я взял кусок бумаги, поддел его и бросил в корзину для рыбы. Потом отнес корзину в багажник и поставил рядом с вещами, собранными для отъезда. Затем вернулся, запер дверь, сел в машину и поехал в Нью-Йорк. По дороге всего только раз остановился вздремнуть — на подъезде к Тровею. И проспал не более часа. Когда я подъехал к городу, уже почти рассвело.

Во время завтрака я объяснил жене, что мне никогда особенно не импонировало одиночество. Потом пошел в кабинет, закурил и принялся рассматривать корзину для рыбы, стоявшую на столе.

Я продолжал сидеть в своем кабинете и курить сигарету за сигаретой. В конце концов я позвонил в --">