спасу нет от проверяющих. Фомин-то свой, для организации учебы контролёров прибыл, архаровцы его ситуации разные разыгрывали, но тут главным было узнать читинские новости, что там и как в Управлении, говорят, вот-вот пертурбации грянут. А новость вот она! Навроцкий нисколько не удивился звонку, с этим спецзэком было всё не так, как с простым контингентом. И ладно, и отправят, хорошо бы и не возвращали назад. А то с каких таких раскладов его всё возят и возят сюда? Вконец затрахали режимом, его десятка крайняя, что ли?

С утра Навроцкий услал дежурного лично доставить заключённого в кабинет, а сам устроился у аппарата. Бумага по факсу выползла в начале седьмого, согласно ей начальником конвоя назначался Фомин. Но вот с конвойными было не всё ладно. Ещё два дня назад у одного из них — Родькина — открылось кровотечение, и его с подозрением на прободную язву отправили в Борзю, в госпиталь. Ввиду срочности этапа замену Родькину искать было некогда, да и не посылать же простого контролёра? Пришлось впрягаться куму Чутрееву, секретность как раз по его должности, вот пусть не расслабляется. А то, понимаешь, как новое звание получил, так сразу выступать начал, возражения у него, видишь ли! Вот сбагрим этого мазурика, всё малость попритихнет, тогда и посмотрим, кто и кому будет возражать…

Но тем обстоятельством, что на этап ладится и новоиспеченный подполковник Чугреев, был недоволен майор Фомин. Ясно же было, кум не столько на усиление конвоя старается, куда ему, тщедушному, сколько собрался решать личные вопросы. А Чугреев и не скрывал: да, ему всенепременно надо выставиться — обмыть звание в Управлении, а потом уже, как говорится, новые дырки сверлить. И пусть Фомин не бычится, не ему решать, как организовывать спецэтап.

Утром всё быстренько и сделалось, и через каких-нибудь полтора часа этапируемого уже везли на станцию, но доставили почему-то не на ближнюю, а повезли зачем-то в Приаргунск. Ближний свет! чертыхался конвой. На вокзал прибыли загодя, и пришлось долго сидеть в машине, пока начальство оформляло проездные документы, арестанта приодели. Ещё по дороге один из охранников бросил ему на колени камуфляж: переодеться! И тому пришлось натянуть на джинсы, пахнущие дезинфекцией, пятнистые брюки, тот же вертухай нахлобучил на голову ещё и какую-то кепку: в таком виде этапируемый не должен был выделяться.

Когда вывели из машины, он и не выделялся: на скованные руки была накинута спецназовская куртка, сумку нес молодой конвоир. И вряд ли группа служивых на перроне привлекла тогда чьё-то внимание на станции Приаргунск. Да и то сказать, патрули с собакой там обычное дело. Заключённого так быстро погнали по ступенькам в вагон, что он споткнулся и припал на колено, но тычок в спину заставил быстро подняться. И по проходу его зачем-то подгонял высокий, упитанный капитан по фамилии Балмасов: «Пошёл… пошёл… стоять… к стене… к стене!». Подавал команды он так громко, что вышедшая на крик молоденькая проводница тут же пугливо спряталась.

Там, в вагоне, для заключённого было отведено купе как раз в средине, два соседних были зарезервированы за охраной. Конвоир с собакой, видно, за ненадобностью вернулся к оставленной в тени машине. Значит, будут этапировать одни и те же конвоиры, никакой смены охраны, что положено по правилам, не будет, так, собственно, было и в прошлые этапы.

В купе Балмасов тщательно задёрнул эмпээсовские занавески в коричневых разводах, и арестанту показалось, что его засунули в коробку, так было душно, тесно, тоскливо. Расстегнув браслеты, конвоир разрешил снять камуфляж, но тут же пристегнул правую руку к ножке столика. И теперь нельзя было ни опереться спиной, ни облокотиться. Сам Балмасов долго устраивался, несколько раз вскакивал со своего места, и тогда приходилось отшатываться от обширного конвойного тела. Когда капитан, наконец, успокоился, рядом с ним присел второй конвоир — молодой спецназовец.

И тогда капитан Балмасов, не обращая внимания на заключённого, сходу затеял какой-то мутный разговор и долго, в подробностях рассказывал, как однажды конвой затолкал этапируемого в рундук, а то мешал отдыхать, мол, набились все в одно купе, тесно же, а зэку что? Спит себе и спит, да и дырки в рундуке есть, так что дышать можно было… Рассказ получился длинным и затеян, судя по всему, был в назидание арестанту, и младший конвоир играл в этом разговоре подчинённую роль. А потому отвечал односложно, --">