Гюнтер Карау - Двойная игра

необходимо для будущей диссертации. Пользуясь случаем, хочет встретиться со своим кузеном. Все очень просто.

— А как это ты удостоился чести обзавестись такой кузиной?

— О, это скучная семейная история. — Он с деланным равнодушием сворачивает письмо и под ее недоверчивым взглядом убирает его во внутреннее отделение своего портмоне. — Ты же знаешь, что тетя Каролина… — говорит он как можно безразличнее.

— Кэролайн?! — шумно выдыхает она. — Я так и знала! Я сразу почувствовала, что тут замешана Кэролайн^[1]!

— Прошу тебя, будь объективной. Ведь на самом деле все очень просто.

— Йохен, — говорит она тихо, — у тебя всегда все очень просто. Но еще раз я этого не вынесу. Та старая история — разве она не началась с этой жуткой Кэролайн?

— Ты хочешь сказать «тети Каролины», — сухо поправляет он и продолжает после небольшой паузы: — Письмо не имеет ничего общего с Кэролайн. Вероятно, сегодня она так же мало знает свою дочь Виолу, как и я. Во всяком случае, в письме от нее нет даже привета. Поверь, Рената, нет никаких оснований волноваться.

Он сам удивляется, зачем так стремится успокоить ее. Разве ему неизвестно, что именно такие заверения как раз и вызывают беспокойство? Причиной того, что тетя Каролина перебралась в Западный Берлин, была настоящая любовная история. Кто сегодня вправе судить ее? Это был солдат оккупационных войск, американский негр. Потом появился ребенок и он бросил ее. Когда она открыла в Шёнеберге^[2] пивную со всякими штучками и девочками, которые разносили пиво по столам и по задним комнатам, то не захотела, а может, и не смогла оставить у себя маленькую чернокожую девчушку. Ее содержание и обучение в интернате, должно быть, влетело тете Каролине в копеечку. Однако об этом Йохен ничего не знал. Она, собственно, об этом никогда не упоминала. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Во всяком случае, у тети свою экзотическую двоюродную сестричку он ни разу не видел.

Рената Неблинг собирает чайную посуду на поднос. Они гак и не попили чаю, скорее, подержали чашки в руках. Бутылку коньяка она со стола не убирает, а ставит рядом с ней две коньячные рюмки.

— Может, когда она придет, нас просто не окажется дома? — неожиданно спрашивает она — видимо, пытаясь этим вопросом успокоить себя.

— Что ж, пожалуй, это лучший выход. — Он удивляется, почему она не задает ему вопрос, который сам собой напрашивается в данной ситуации: «От кого же Виола могла узнать твой адрес, если не от тети Каролины?»

В этот вечер они — что случается теперь очень редко — совершают длительную прогулку в Пионирпарк. О предстоящем визите кузины они больше не говорят. Кажется, ее письмо забыто. Они обмениваются фразами о том, что вот опять настали тревожные времена, что над миром нависли тучи. Каждый из них думает при этом о старшем сыне, который вот уже два с половиной года служит в ракетной части на побережье Балтийского моря, но никто не говорит об этом вслух, словно опасаясь накликать беду. Два раза они слышат свистки «бычка» — наверное, он возвращается на завод. «Жизнь, разве ты не есть постоянное отдаление друг от друга и постоянное приближение друг к другу?» — думает Йохен.

К коньяку они больше не притрагиваются. Потом она засыпает на его руке, а он испытывает такой прилив нежности, что не смеет пошевелиться, хотя рука у него деревенеет. Когда же она наконец привычно переворачивается на «свой» бок, освобождая руку, он еще некоторое время прислушивается к ее ровному дыханию, а затем гасит почти до конца обгоревшую свечу, нащупывает ногами тапочки, осторожно снимает со спинки стула брюки, в кармане которых лежит портмоне с письмом, и крадучись идет в свою маленькую комнатку.

Сначала он рассматривает письмо как рукописный текст — хочет еще раз убедиться, что почерк ему не знаком. Строчки бодро бегут слева направо. В манере письма угадывается натура решительная. Таким почерком вполне может обладать выпускница университета в возрасте его кузины Виолы. И вновь, как при беглом знакомстве с письмом, он останавливается на том месте, где как бы мимоходом говорится о цели столь неожиданного визита: «Тема моей диссертации на первый взгляд довольно нелепа, но исключительно интересна, в плане понимания очень далекой от нас культуры: «Искусство настольных игр Восточной Азии и его отражение в древнеяпонской и древнекитайской поэзии». Особенно интересует меня работа ученика Конфуция Тайханя --">