Фульвио Эрвас - Пока есть просекко, есть надежда

– Что-то не так, Секондо?

– Да так… мысли одолевают, – ответил бармен, и его отяжелевшие веки вмиг прикрыли предательски заблестевшие глаза.

Нет, так не пойдет, подумал инспектор Стуки. Бармен никогда не должен впадать в депрессию. Это плохая реклама для заведения. Кто захочет пить вино, от которого тебя одолевает печаль? Потому что это первое, что приходит в голову от вида грустного бармена: во всем виновато вино, которое он наливает.

Не то чтобы инспектору уж очень нравились подмигивающие посетителям бармены – весельчаки и рубаха-парни: слишком фамильярные и ведущие себя так, словно они в курсе всех самых важных секретов гостей и не прочь кое на что намекнуть. Стуки предпочитал тех, которые умели держать должную дистанцию: вежливая улыбка, остроумная шутка, меткая цитата «между первой и второй»…

– А я как пью?

– Как будто корью заразился, – ответил бармен.

14 августа. Пятница

– У нас нет чильеджоло. – Секондо уже знал предстоящий спектакль наизусть.

– Тогда бовале гранде.

– И бовале гранде нет.

Дальше обычно шли красное монтескудайо, черазуоло ди виттория и кариньяно дель сульчис.

Но на этот раз бармен явно не был расположен к общению и оборвал разговор, налив привычное пино-нуар^[2].

– Вечно в вашем заведении ничего нет! – запротестовал Пьеро по прозвищу Ной, известный в определенных кругах своей замечательной способностью безошибочно определять состав любого вина, а еще тем, что нередко от излишнего усердия ему случалось по уши налиться в процессе дегустаций.

– Так что тебе мешает пойти в приличное заведение по твоему вкусу? А то здесь, я вижу, каждый пользуется привилегией критиковать и возмущаться.

Любитель пино-нуар покосился на свой бокал и перевел взгляд на только что вошедшего в бар Стуки.

– Я плачу, и значит, имею право возмущаться!

– Это еще что за теория?

– Правильная теория!

– Куда катится мир? – принялся философствовать бармен. – Человек просыпается утром и выдает теорию: обо всем и ни о чем, о кризисе, о выходе из кризиса, о правых, о левых… Пьеро, теории так не рождаются, это тоже своего рода искусство, – отрезал Секондо.

– Хорошо, тогда приведи мне пример правильной теории.

– В период кризиса торжествуют белые вина.

– А когда торжествуют красные вина?

– Когда все идет отлично!

– И после этого ты недоволен тем, что я пью только красные вина?

– У меня есть теория о теориях, – попытался вставить Стуки.

– Супертеория? – заинтересовался Секондо.

– Естественно. Но я вам объяснять не буду, иначе вы придумаете теорию о супертеориях, и так без конца, – улыбаясь, ответил инспектор.

Стуки прокорпел целый день над документами и вырезками из старых газет, изучил массу черно-белой хроники, а на выходе из полицейского управления ему припомнилось мрачное, беспросветное, как зимний туман, настроение его приятеля-бармена, в котором тот пребывал уже несколько дней подряд. Вот и сейчас Секондо неизвестно за что рассердился на одного из своих постоянных клиентов.

– Серьезно? – спросил Стуки, чтобы разрядить обстановку. – Вы пьете только красное? Вам не нравятся белые вина?

– Изначально виноград был красным. Потом произошла какая-то генетическая мутация, повлиявшая на натуральный краситель кожицы виноградных ягод. Так появился белый виноград. Я так думаю, Господь услышал молитвы производителей шампанского.

– Многие белые вина производят из черного – разновидности красного – винограда, – вмешался в разговор Секондо.

– Вот именно! Какой смысл пить белое вино, сделанное из красного винограда? Я за соблюдение традиций!

Стуки заказал просекко и поднял бокал.

– Дорогой Секондо! Сейчас я пойду домой, и первое, что сделаю, – сниму обувь и буду ходить босиком. А дальше – жизнь покажет…

Полицейское управление города Тревизо постепенно пустело. Агент Ландрулли отправился в Болонью к родственникам. И только агент Спрейфико одиноко сидел под вентилятором и болтал в чате. По дороге домой Стуки решил зайти в ковровую лавку к дяде Сайрусу. Инспектор застал старика за странным занятием: тот пытался освежить свои любимые ковры, обмахивая их веером.

Впереди инспектора ожидал наводящий скуку Феррагосто^[3], один из тех нерабочих дней, когда даже преступники предпочитают поваляться на пляже и позагорать, чтобы по возвращении с новыми силами взяться за старое.