Ричард Томас Осман - Выстрел мимо цели

— Тоже мне «достоинство»… Ну разве не великолепные у тебя глаза? Почти как у Че Гевары — при условии, если бы он работал в доках.

В отражении зеркала Рон наблюдает, как открывается дверь в Мозаичную комнату. Входит Джойс. Он знал, что она не подведет. И не в последнюю очередь потому, что ей известно: сюда скоро явится Майк Вэгхорн. И вообще, если честно, изначально это была ее идея. Она выбрала досье.

Рон видит на Джойс новый кардиган. В отношении одежды она неисправима.

— А ты говорил, что не будешь краситься, Рон, — замечает Джойс.

— Меня заставили, — жалуется Рон. — Это все Полин.

— Привет, Полин, — здоровается Джойс. — Смотрю, работы у вас невпроворот?

— Бывали лица и похуже, — отвечает Полин. — Когда-то я работала с жертвами несчастных случаев.

Дверь снова открывается. Входит оператор с камерой, за ним — звукооператор, затем мелькают седые волосы, раздается тихий шелест дорогого костюма, и доносится идеально мужественный, но при этом тонкий аромат Майка Вэгхорна. Рон видит, как Джойс краснеет. Он бы уже закатил глаза под веки, если бы на них не был нанесен тональный крем.

— Вижу, все в сборе, — замечает Майк с улыбкой столь же белой, как его волосы. — Меня зовут Майк Вэгхорн. Единственный, неповторимый, никем не заменимый и так далее.

— Рон Ричи, — представляется Рон.

— Тот самый, настоящий! — говорит Майк, хватая Рона за руку. — А вы ничуть не изменились. Это как побывать на сафари и увидеть своими глазами льва, мистер Ричи. Он настоящий лев среди людей, верно, Полин?

— Он определенно нечто особенное, — соглашается Полин, припудривая щеки Рона.

Рон видит, как Майк медленно оборачивается к Джойс, взглядом стягивая с нее новый кардиган.

— А кто вы? Осмелюсь задать вопрос.

— Я Джойс Мидоукрофт.

Джойс чуть ли не приседает в реверансе.

— Так и знал, что-то медовое в вас есть, — замечает Майк. — Так, значит, вы и великолепный мистер Ричи — пара, Джойс?

— О господи, нет, боже, что за мысль, нет, во имя небес, нет. Нет! — отвечает Джойс. — Мы друзья. Без обид, Рон.

— Безусловно, друзья, — вторит Майк. — Вы счастливчик, Рон.

— Прекрати флиртовать, Майк, — вмешивается Полин. — Никому это не интересно.

— О, Джойс будет интересно, — парирует Рон.

— Это да, — произносит Джойс, как бы сама себе, но достаточно громко, чтобы ее расслышали.

Дверь снова открывается, и в комнату просовывает голову Ибрагим. Молодец! Не хватает только Элизабет.

— Я не сильно опоздал?

— Как раз вовремя, — говорит Джойс.

Звукооператор прикрепляет микрофон к лацкану пиджака Рона. По настоянию Джойс Рон надел пиджак поверх футболки «Вест Хэма»^[2]. По его мнению, в этом не было никакой необходимости. Если на то пошло, это даже кощунственно. Ибрагим усаживается возле Джойс и смотрит на Майка Вэгхорна.

— Вы очень красивы, мистер Вэгхорн. Классической мужской красотой.

— Спасибо, — отвечает Майк, кивая в знак согласия. — Я играю в сквош, увлажняю кожу, а об остальном заботится природа.

— И около тысячи в неделю на макияж, — вмешивается Полин, нанося на Рона последние штрихи.

— Я тоже привлекателен, это часто отмечают, — продолжает Ибрагим. — Возможно, если бы моя жизнь сложилась иначе, я бы тоже стал диктором новостей.

— Я не диктор новостей, — продолжает Майк. — Я журналист, волею судеб читающий новости.

Ибрагим кивает.

— У вас светлый ум и нюх на интересные истории.

— Потому я и здесь, — подтверждает Майк. — Как только я прочитал электронное письмо, то тут же унюхал хорошую историю. Новый стиль жизни, сообщество пенсионеров и знаменитое лицо Рона Ричи в самом центре всего этого. Я подумал: «О да, зрителям это обязательно понравится».

Несколько недель прошли тихо, но Рон рад, что их банда снова в действии. Интервью — это уловка, придуманная Джойс, чтобы заманить Майка Вэгхорна в Куперсчейз. Им надо разведать, сможет ли он помочь им с этим делом. Джойс отправила электронное письмо одному из продюсеров. Однако это все равно означает, что Рон снова появится на телевидении, и он очень этому рад.

— Вы останетесь с нами на ужин, мистер Вэгхорн? — интересуется Джойс. — У нас столик заказан на пять тридцать, когда станет спокойнее.