Библиотека knigago >> Детективы и Триллеры >> Полицейский детектив >> Скорый до Баку


Анна Табенкина Литературоведение Исследователи детской литературы, учителя, библиотекари и родители. "Хрестоматия по детской литературе" — это всеобъемлющее собрание текстов детской литературы, охватывающее широкий спектр произведений от русского фольклора до современной прозы. Книга антологизирует произведения известных авторов, таких как Пушкин, Чуковский, Драгунский и Носов, а также включает в себя тексты менее известных писателей. * Хрестоматия представляет собой...

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА

Олег Павлович Смирнов - Скорый до Баку

Скорый до Баку
Книга - Скорый до Баку.  Олег Павлович Смирнов  - прочитать полностью в библиотеке КнигаГо
Название:
Скорый до Баку
Олег Павлович Смирнов

Жанр:

Полицейский детектив, Советская проза

Изадано в серии:

неизвестно

Издательство:

Московский рабочий

Год издания:

ISBN:

неизвестно

Отзывы:

Комментировать

Рейтинг:

Поделись книгой с друзьями!

Помощь сайту: донат на оплату сервера

Краткое содержание книги "Скорый до Баку"

Повесть «Скорый до Баку» посвящена будням сотрудников транспортной милиции.

Читаем онлайн "Скорый до Баку". [Страница - 22]

жару — вещь!

В комнате с прикрытыми ставнями Шура орудовала спицами, вязала — как их там, колготки? Живот выпирал между стулом и столом. И Мельников сказал:

— Рацпредложение: буду в субботу либо в воскресенье свободен — махнем, например, в Пятигорск. Мы не были с тобой в верхнем парке. Где бывшая нарзанная галерея. Там широкая кремнистая тропа, и говорят, что Лермонтов о ней написал: «Выхожу один я на дорогу, сквозь туман кремнистый путь блестит...» И беседка с колоннами там, Эолова арфа, прислушаешься — точь-в-точь на арфе играют... — Сделав над собой усилие, прибавил: — Съездим, Шура?

— Некогда. У меня ворох шитья и вязанья. Да и пузо-то, — сказала жена будничным тоном, и Мельникову стало скучно. Он подумал о Ларисе, странновато подумал: «Не она ли теперь будет вместо Латкова выходить на перрон к «шестерке» Москва — Баку?»

С Ларисой встреча была, как всегда, неожиданностью. Осунувшаяся, поблекшая, но с оголенными коленками, Лариса раздувала ноздри с вырезом, покачивала обтянутыми бедрами. Молча поклониться ей, или сказать «здравствуй, Лара» и, остановившись, объяснить происшедшее, или попросту пройти как незнакомому? Обычно она опережала его «здравствуй» своим — «привет». И на этот раз опередила — гримаса ненависти исказила ее черты, Лариса свистяще прошептала:

— Убийца!

На него пахнуло духами, как цветущей белой акацией, и запах очутился за спиной. Мельников не вздрогнул, не обернулся, не замедлил и не убыстрил шаг. Он по-прежнему шел, чуть скосив плечи и щурясь, будто приглядываясь к чему-то. Он почувствовал, что лицо у него побледнело, и подумал: «Хорошо, что она этого не видит». Спустя несколько шагов бледность, вероятно, исчезнет, но не исчезнет осенившая догадка: ему еще повезло в том, что у Ларисы нет ребенка.

И тут он подумал: «Она обозвала меня убийцей?» Он пересек мостовую, поздоровался с казачкой-молодайкой в косынке, завязанной узелком под подбородком, направился к автобусной остановке. Он шел и чувствовал: с каждым шагом, отдалявшим его от Ларисы — отдаление было обоюдное, Лариса также уходила прочь, — натягивается та последняя, слабая ниточка, что еще привязывала его к ней. Натягивается, чтобы порваться. Она будет натягиваться и сейчас, и в автобусе, и когда он выйдет из автобуса. Она лопнет скоро — едва он увидит привокзальную площадь с ларьками, с кремовыми скамейками, с цементной мусорницей в виде чаши и цветочной чашей в виде мусорницы, с каменными ступенями, ведущими к вокзалу.

Кажется, в шестнадцать все тот же зной, ан нет, преодолена неуловимая грань, повернуло к спаду, минет часик-другой, задышится малость полегче. Мельников похаживал в тенечке по перрону возле полукруглой колоннады, и сводил, и разводил лопатки, чтоб майка отклеилась. Клеенка внутри фуражки, кобура на поясе на правой стороне живота, как бы излучают потливость. Зимой на посту лучше: шинель, ушанка, сапоги, бодрящая прохладь, хотя и сыро, порой рыхлый снег валит, а снегом на Кавминводах не избалованы, града в избытке, будь он неладен, бьет цвет, завязь, плоды в садах и огородах, стекла в окнах.

К электропоезду провихляли парни: красные рубахи и парусиновые брюки клеш, как униформа, как команда, — из тех, что работают под битлов, — долгогривые в этакую жарынь, стричься б покороче, да форс обязывает. Табунятся, тренькают на гитарах, хохмят: «Детишкам на молочишко, жене на духи, а мне на коньяк!» Весьма остроумно, остроумней некуда. А актер Босоцкий, не в красной ли рубахе и парусиновых брюках клеш? Что за чушь! Кончай отвлекаться, Мельников! Ты на службе.

Он достал из бумажника две фотографии — из размноженных, всмотрелся, спрятал. Чеченцы — молоко на губах не обсохло, — убившие зимой Голенкова: ночью сопровождал рабочий поезд до Беслана, проводник навел его на подозрительных, он потребовал документы, они обманно напали, выдернули голенковский пистолет из кобуры, застрелили, в проводника не попали, спрыгнули на подъеме. После Голенкова остались трое детей, мать, жена. Что один милиционер на поезд? Сколько было говорено на оперативках: парный наряд нужен. Теперь объявлен всесоюзный розыск. Найдутся. Как отыскался некто Петренко из Ставрополья. Там было: из охотничьего ружья блатарь застрелил блатаря — не поделили, кореш убийцы Федор Петренко цапает ту же «тулку» — мильтона укокаю, вдвоем присудят к вышке — солидарность: мол, блатарили вместе и вместе получим высшую меру, блатари — истерики. Ворвался в --">

Оставить комментарий:


Ваш e-mail является приватным и не будет опубликован в комментарии.