Григорий Васильевич Романов - Лыткаринский маньяк

тут по-настоящему трудились.

Абзацами и главами копипастят местный Устав, федеральные и региональные законы, постановления администрации, распоряжения департаментов и отделов. И все это – без какой-либо привязки к поставленному вопросу. А в конце – неизменное и до боли знакомое: «Принятое решение вы вправе обжаловать в суде».

Что обжаловать? Выдержки из законодательства обжалованию не подлежат, а никакого ответа, по сути, нет!

Все-таки, Валежников добирался и до судов, подавая иски в интересах своих избирателей. Хорошо, если выигрывал одно дело из десяти. Остальное тонуло в тягучей процессуальной трясине и отсутствии профильного образования.

Полезные для общества дела, которыми занимался Валежников, не снискали ему ни великой любви, ни подлинного уважения. Граждане верили скорее газетным уткам, чем очевидным улучшениям и добрым намерениям своего представителя.

Поговаривали про него разное. Например, что никакой он не Валежников, а Валежник, еврей. А окончание «ов» приписал его дед или прадед, когда паспорта были проще и достаточно было туши, пера и чутка таланта, чтоб сменить и фамилию, и национальность.

Отсюда дальнейшие умозаключения: мировой сионистский заговор, кровь младенцев в пасхальных опресноках и Третий храм Соломона на месте Московского Кремля.

Другие утверждали, что он внук бандеровца и полицая, который, накануне казни, завещал своим потомкам ненавидеть тогда еще СССР. И, с тех пор, все его отпрыски мужского пола, в день совершеннолетия, накалывают слово «Россия» на причинном месте из пакостных и похабных побуждений.

Никаких доказательств у этих теорий не существовало. Но, когда это слухам требовались доказательства! Такие взгляды были, однако, крайними. Основная часть электората относилась к ним, скорее, с юмором.

Большинство сходилось в другом: активен он какой-то нездешней активностью. Нет, никто не против чистых дорожек и ухоженных газонов. Все приветствовали и детские площадки, и работающие лифты. И ворюги-чиновники всех достали. Да и коммунальщиков люди недолюбливали, чего уж! Но, сами способы, которыми действовал Валежников, были глубоко чужды.

Вот, если бы все это спустилось сверху, директивным указанием… Или стало следствием усилий какого-нибудь чрезвычайного фронта, отмобилизованного, опять же, сверху. Да что там! Достало бы просто призыва, воззвания к гражданам с высокой трибуны, и они сами б, и дорожки почистили, и детских каруселей настроили.

Но, эта низовая активность… Словом, никто не верил, что дело в газонах и лифтах.

Сам Валежников о дальнейших политических амбициях не высказывался. Был слишком умен или просто не имел таковых. Но, это было и не нужно.

Бесчисленные политологи и обозреватели, расследователи и блогеры, представители второй древнейшей профессии и просто сплетники выдумали и раструбили все амбиции за него: парень, никак не меньше, метит в президенты! И картину его будущего президентства тоже расписали в красках. Безрадостных, разумеется, поскольку был в его биографии один подлинный, настораживающий эпизод.

В конце девяностых, когда враг был еще не у ворот, а спокойно жил у себя, за океаном, Валежников стал участником международного форума: ни то айтишников, ни то экономистов. Там он удачно выступил или чем-то еще приглянулся устроителям, и они предложили ему годовую стажировку в одном из ведущих британских университетов, со стипендией и полным пансионом.

Валежников, не будь дурак, согласился и целый год слушал лекции заморских интеллектуалов. О чем эти лекции и чем он там занимался, сам стипендиат рассказал чуть не по дням. Но, его версия рассматривалась в последнюю очередь. Добровольные глашатаи чужих амбиций и здесь поработали на славу.

Общество смотрело на него, в целом, равнодушно. Кто побогаче – чуть с раздражением. Кто победнее – с интересом, но тоже чуть. Все любят стейки, но никто не хочет смотреть, как разделывают корову. И не только смотреть, знать об этом не желают. Правда, стейк становился все более похожим на подошву от ботинка, а лица мясников все довольней и круглее, ну да ладно. Хорошо, хоть такой еще дают.

И тут вылезло реальное шило: к несильно удачливому борцу за правду подтянулась молодежь.

Эти горячие сердца, еще не успевшие понять, в

--">