Влада Ольховская - Смертельные змеи

Судя по голосу, он уже начал замерзать.

— Так и не надо!

— Н-но я… дол-лжен…

— Кому?

— Н-надо… Д-должен… За такое…

— Парень, посмотри на меня! Что ты мог такого сделать, что сам себя к казни приговорил? Однако разговаривать с ним было бесполезно. Его сознание было повреждено алкоголем, загнано в замкнутый круг. Скорее всего, он не привык столько пить, и теперь это играло против него.

Он оказался заперт внутри парадокса. Самоубийство — это капитуляция, отказ от ответственности за свою жизнь. Этот мужчина, похоже, сдаваться не привык, и сама его природа протестовала против такого финала. В то же время, он был достаточно умен, чтобы поддаться совести — от этой кары освобождены блаженные маргиналы, которые от душевных терзаний не страдают. Он совершил нечто такое, что наполнило его отвращением к себе самому.

Вот только это в глазах Александры было не недостатком, а преимуществом. Он был способен стыдиться, винить себя, страдать из-за поступка… На матерого уголовника никак не тянет!

Но объяснять это ему было бесполезно. Предыдущая попытка поговорить с ним показала, что он сейчас абсолютно не способен к диалогу. Значит, придется по-другому.

Александра звонко свистнула — так, что свист получился чуть ли не громче воя Гайи. Этим умением она искренне гордилась, а Эрик, смеясь, называл ее за такое пацанкой. Резкий громкий звук проник в пьяное сознание куда эффективнее слов. Самоубийца замолчал, перестал сетовать на неминуемость своей кары и тупо уставился на Александру. А она не собиралась с ним ворковать, она обратилась к нему тоном, который про себя называла «злой и гадкий полицейский».

— Значит, так! Сюда иди. Никакой смерти не будет.

— Н-но… должен…

— Заткнись и иди сюда, я из полиции, я буду решать, что с тобой делать, если ты совершил преступление, — Александра даже продемонстрировала ему удостоверение, хотя он не мог ничего разглядеть через темную пелену дождя. — Умирать я тебе запрещаю! Иди ко мне, будем разбираться!

Приказной тон подействовал. Мужчина сделал к ней шаг, потом — второй. Он шел медленно не потому, что еще сомневался, подчиниться ей или нет. Его просто вело в сторону при каждом движении. Казалось, что даже сознание удерживается в нем лишь усилием воли.

Это могло привести к беде: на мокрой крыше и трезвому-то удержаться непросто! К счастью, этих двух шагов, которые кое-как вымучил самоубийца, хватило. Гайя, незаметный, быстрый и ловкий, подкрался к нему сзади. Пес был обучен выполнять команды — но умел и принимать решения самостоятельно. Вечный дар тех, кто родился свободным. Теперь он сделал то, что Александра не решилась бы приказать: поднялся на задние лапы и толкнул мужчину в спину.

Самоубийца, конечно же, упал, но не назад, в разинутую пасть бездны, а вперед. Он растянулся на крыше прямо перед Александрой, а она схватила его за руку и перетащила на чердак.

Здесь тоже было холодно и шумно из-за барабанящего по крыше дождя. Но сухо — уже плюс. Она усадила мужчину возле стены, потому что подняться он пока не мог. Его лицо стало безразличным, ничего не выражающим, и Александра без зазрений совести направила ему на глаза фонарик мобильного телефона. Зрачки были расширены. Похоже, в принятии решения прыгнуть с крыши участвовал не только алкоголь.

— Трындец, — резюмировала Александра. — Ты где довел себя до такого состояния? Что ты пил?

— В-водку… Кажется…

— Нет, парень, не только водку, в тебе теперь много намешано. Часть этого коктейля рвется уложить тебя баиньки, часть требует убиться, а мозг не справляется. У тебя алкогольное отравление, как минимум, нужно срочно доставить тебя в больницу!

И тут он, вроде как потерявший интерес ко всему, почти коматозный, встрепенулся.

— Нет! Нельзя… Н-нельзя…

— Серьезно? А умереть можно? Хотя так себе, конечно, аргумент для самоубийцы… Да не бойся ты, я не скажу, что ты собирался сделать, если ты дурки боишься! Скажу, что просто на улице нашла.

— Нельзя!

И было в его глазах что-то такое, что подсказывало: это не просто пьяный бред. Ему и правда страшнее попасть в больницу, чем умереть. Вроде как это не было проблемой Александры, и все же… Она слишком хорошо помнила дни, когда сама нуждалась в помощи, с которой никто не спешил.

— Ладно, будем действовать по-другому… Как тебя зовут? У тебя есть родня? Кому мне позвонить?

Однако на просьбе забыть о больнице период ясности --">