Владимир Федорович Турунтаев - Имитация

осмотр места происшествия, ни дополнительные опросы жильцов, ни подключение к делу тайных осведомителей ситуацию не прояснили. Ни завтра, ни через неделю, ни через месяц. На четырехгранном металлическом стержне, которым ударили Ионина, отпечатков пальцев не оказалось. По найденным окуркам установить в миллионном городе личности грабителей также было делом совершенно безнадежным.

После разговора с Орлинковым Филипп готов был допустить и такую версию: нападение на Ионина было заказным, лишь имитированным под уличный грабеж. Возможно, кому-то на «Орионе» главный технолог и впрямь сильно мешал. Если так, то заказчики скорее всего работают на «Орионе», а исполнители… Исполнители могут находиться где угодно. Возможно, что их уже и в городе нет.

Время шло, а по делу Ионина не удавалось выявить даже подозреваемых. Такие дела нередко попадают в разряд нераскрытых. И не обязательно потому, что их в принципе невозможно раскрыть. Многое упирается в опыт оперативника и время, которое он в состоянии посвятить этому делу. Опыта Филиппу не занимать, а вот что касается времени… Ведь помимо дела Ионина, у него в работе немало еще и других дел, одни удачно раскрываются, другие повисают на шее тяжелым грузом, но и те, и другие требуют времени, времени, времени. А сколько писанины — нужной и ненужной, но всегда одинаково обязательной! По мере того как дело Ионина «остывало», времени для него оставалось все меньше.

Однако Филипп продолжал собирать крохи информации, имеющей к этому делу хоть какое-то отношение и терпеливо ждал, когда появится возможность поговорить с потерпевшим, который, не исключено, видел лица напавших на него преступников.

Между тем состояние Ионина оставалось стабильно тяжелым, в сознание он так и не приходил.

1. Дурное предчувствие

В последнюю ночь поезд, следовавший до сих пор точно по расписанию, неожиданно и по непонятным причинам выбился из графика. Прибыл он в Екатеринбург почти с трехчасовым опозданием — не в пять девятнадцать, а в восемь ноль семь вечера по местному времени. И хотя Валентин успевал по своим делам, все же сказалось нервное напряжение, которое не отпускало его в последние дни ни на минуту. Почему-то увиделся в этом опоздании недобрый знак, и до конца пути Валентин не мог отделаться от смутного предчувствия какой-то неотвратимой и непоправимой беды.

А на сердце и без того кошки скребли, уж слишком крутой вираж намечался в его судьбе. Нежданно-негаданно позвонил ему в сибирское захолустье из Екатеринбурга однокурсник Андрей Орлинков, теперь уже генеральный директор завода с красивым названием «Орион». Позвонил, чтобы предложить хорошую работу. Так и сказал: «хорошую», а на вопрос Валентина: «Что за работа — конкретно?» — ответил: «С вокзала заваливай прямо ко мне домой — там и потолкуем», — и велел записать адрес. «А как насчет жилья?» — осторожно поинтересовался Валентин. «Ключи от твоей квартиры у меня в кармане, — ответил Андрей, — Так что скорее выписывайся из общаги и садись на поезд».

Валентин обещал подумать. Они не были друзьями, хотя в студенческие годы прожили около двух лет в одной комнате — у каждого была своя компания. После института оба получили назначение в небольшой сибирский город Торск, на инструментальный завод, но там их дорожки и вовсе разбежались: Андрей, сделав блестящую карьеру в отделе главного технолога, года через три сменил отошедшего в мир иной шефа, а еще через пару лет приказом по министерству его перевели в Екатеринбург, главным инженером «почтового ящика», после чего Валентин потерял его из виду.

Лишь однажды — еще в студенческие годы — их с Андреем пути пересеклись, да так, что вся жизнь Валентина после этого пошла наперекосяк. Был он тогда влюблен в красивую зеленоглазую бестию, студентку института народного хозяйства Иду Зараменскую, и уже собирался признаться ей в своих чувствах, да, видно, не судьба: Андрей увел девчонку у него из-под самого носа.

…Через пару недель после телефонного разговора с Андреем (были еще звонки, но переговоры вела уже, по поручению шефа, его секретарша Лина) Валентин подал на увольнение и купил билет на поезд.

Вплоть до самого отъезда он старался не думать о предстоящей встрече со своей первой (и увы, кажется, последней) любовью, а если и думал, то как-то отстраненно, скользом, нехотя — все, что было, давным-давно уплыло, перегорело, --">