Андрей Владимирович Кивинов - Куколка. Сделано из отходов. Умирать подано

устремился в каюту, выгоняя табачный дым.

В дверь жалобно стукнулись. Сергей, взглянув на Зелинского и получив одобрительный кивок, отозвался:

– Ее.

В каюту заглянула личность мужского пола, опирающаяся на костыль, облаченная в дырявый свитер и грязные холщовые брюки с бахромой. Вытянув вперед тощую страусиную шею, личность крутанула зрачками, удовлетворенно крякнула и, выворачивая вперед пятку правой ноги, шагнула через порог. Услужливо поклонившись и кося глазом на зажатую в руке мятую бумажку, “мужской пол”, запинаясь, прошуршал:

– Экскьюз ми, джентельмен, зэт яй аск ю. Ай уэнт ту Израэл фор оперэйшн, бат олл май докьюментс энд мани фэлл ту зе си. Ай хэв севен чилдрен, энд олл оф зем а элоун. Хелп ми, плиз, ин эври хард каренси. (Извините, господа, что обращаюсь к вам. Я ехал в Израиль на операцию, но обронил в море документы и деньги. У меня семь дети, и все сироты. Помогите, пожалуйста, в любой конвертируемой валюте (искаж.англ.).

Личность вывернула пятку в более естественное положение и протянула к присутствующим руку, поочередно метая взгляд то на Сергея, то на Зелинского.

– Сережа, что ему надо? Кто это? – Александр Михайлович обалдело сдвинул складки на лбу.

– А – Сергей равнодушно махнул рукой, – молдаване. Сезонные нищие. На заработках. Денег просит.

Услышав знакомую речь, гость окончательно выровнял пятку и опустил руку.

– Костыль смажь – скрипит. – Сергей указал несостоявшемуся пациенту хирурга на дверь. – Сейчас полетишь за борт искать документы. На костыле до Хайфы поплывешь. Хоть бы текст выучил, инвалид. Державу позоришь.

Инвалид сморщился, матюгнулся и исчез, переложив на ходу костыль в другую руку. Через секунду в двери соседней каюты, где путешествовали консервативные англичане, раздался тот же жалобный стук.

– Кто их сюда пустил? – искренне удивился Александр Михайлович. – Ни черта себе, пятизвездочный круиз – и такая публика.

– Ой, да подумаешь. Отмаксали капитану и ползают по каютам. А иностранцы как дети – на эти костыли и дырки легко клюют, отсыплют денег да еще слезу пустят. Блаженные…

Сергей поднялся со стула.

– Я загляну к себе. Встретимся на варьете. Я займу столик у сцены.

Сергей вышел. Зелинский выглянул в иллюминатор. Бесконечность и спокойствие, под которыми прячется небывалая мощь, и в любую минуту она, потревоженная необъяснимым явлением, может смести все преграды на своем пути – закрутит и подбросит, разобьет и проглотит. Превратит в песок. Если потревожишь. А пока – спокойствие и бесконечность.

Зелинский мог по несколько часов не отрываясь смотреть на море. Своеобразный отдых для души, полная отрешенность, гипноз. Но в настоящую минуту ему никак не удавалось расслабиться.

Мысль о кассете Шерифа раздражала и выводила из равновесия. Как капелька соленой воды на сверкающей поверхности иллюминатора, мешающая обзору перспективы. Вместо того чтобы спокойно настроиться на завтрашний день, приходится отвлекаться на пустые переживания. Пустые? Поганец Шериф… Придушил бы…

И хотя Зелинский пытался успокоить себя, полагаясь на хитрого Спикера, беспокойство не проходило. В их мире можно полагаться только на себя. Здесь действует одно правило: в трудную минуту никогда не поворачивайся к другу спиной, иначе получишь от друга между лопаток по рукоять… Плюс случайности и проколы, от которых никто не застрахован.

А впрочем, к черту! Шериф не тот субъект, на которого стоит тратить нервы. Были передряги и посерьезнее. Просто у Александра Михайловича чуть-чуть испортилось настроение. Без причин. Поднимем.

Зелинский взял со столика пачку сигарет, ключи и вышел из каюты, сильно хлопнув дверью.

Капелька на стекле иллюминатора тонкой ниточкой-слезой поползла вниз…

Глава 2

Обувная коробка, приспособленная под домашнюю аптечку, была завалена нужными и ненужными лекарствами, поэтому быстро отыскать требуемую упаковку долго не удавалось. Женька еще раз переложила скляночки и пакетики с места на место.

– Там, в черной баночке, без надписи. С красной крышкой.

– Все, нашла. Ты лежи, я сейчас. Женька вернулась к кровати, положив на тумбочку клочок ваты.

– Вот ублюдки…

– Женя, кто такие ублюдки? – подняла кудрявую головку маленькая девочка, сидевшая прямо на полу.

– Никто. Не мешай, видишь, мама заболела.

– Мама заболела, – шепотом повторила девочка --">