Зигмунт Милошевский - Ярость

первую букву имени. И малой тоже с охотой поест, все мужики любят картошку, это же просто. Какая-нибудь зелень, только не салат из пакетика, он этого терпеть не может. Зеленый горошек… горошек с майонезом. Часть горошка оставит на украшение пюре.

Уже в обуви помчалась в столовую, еще забрала комбинезончик, чтобы не бегать…

То, что застала на месте, словами описать было тяжело.

Ее сыну удалось выдавить творожную массу из каждого кусочка блинчика, а потом размазать по себе, по стульчику, по столу и, что самое паршивое, по пульту дистанционного управления. По толстенному пульту, подарку на Рождество, который можно было программировать и только одним уже обслуживать телевизор, декодер цифрового сигнала, ДВД и аудиокомплекс. Черный дизайнерский предмет с точскрином выглядел теперь так, словно его вылепили из творожной массы. И малой целился им в телевизор.

— Тика.

В голове у нее помутилось. Женщина присела возле стульчика, колено поскользнулось на кусочке блинчика.

— Послушай меня, сынок, потому что мне нужно сказать тебе кое-что важное, — спокойно начала она. — Ты ёбаный, злой и гадкий короед. И я тебя ненавижу. Ненавижу так сильно, что желаю оторвать твою лысую башку и положить ее на полке с плюшевыми зверями рядом с ёбаным, сдающимся немцам без единого выстрела, мудаковатым Кротиком. Ты меня понимаешь?

— Тика?

Долгое время она глядела на него, в конце концов рассмеялась. А он, что бы там ни было, понял. Женщина подняла мальчонку и прижала к себе, думая о том, что ее особый свитер из «проекта талия» годится теперь только в стирку. Ничего не поделаешь.

3

Он не желал находиться здесь, ненавидел подобного рода мероприятия, место прокурора было в кабинете, в судебном зале или там, где было совершено преступление. Всякая любая иная деятельность понапрасну тратила деньги налогоплательщика, который платил ему заработную плату за стояние на страже законного порядка. А вовсе не за перерезание ленточек, посещение и выступления перед лицейской молодежью. Но кто-то посчитал, что следует сделать более человечным и теплым представление о прокуратуре, и вот в просьбе из ольштынского лицея о вручении награды за работу о противодействии насилию не было очень вежливо отказано. Нет, просьба была с энтузиазмом принята, сам же он отобран в качестве представителя учреждения. Шацкий не успел возразить, когда начальница предупредила его вопрос, говоря: «Вот знаешь, почем к нормальным людям я посылаю такого ворчливого мизантропа?». И тут же упредила и его ответ: «Потому что ты единственный из всех похож на прокурора».

Но вот о речи даже не вспомнила.

— Благодарим вас за все работы, — учительница, которая привела Шацкого в зал, обращалась к молодежи с рутиной опытного преподавателя, — и за потраченные для их создания силы. Я восхищаюсь вашей преданностью делу и альтруизмом, так как не верю злым сплетням, якобы многие из вас занимались этим только затем, чтобы потом выклянчить лучшую оценку по поведению.

Всеобщий смех.

— Надеюсь, что мой класс уже сообщил вам, что для такой оценки важно поведение в течение всех трех лет, а не разовые подвиги.

Театральный стон разочарования.

Шацкий осмотрелся по актовому залу и почувствовал укольчик ностальгии. И не обязательно по временам, когда сам был молодым. Скорее уже, по тем временам, когда он еще не был разочарованным и озлобленным. Сам он притворялся брюзгливым циником еще со средней школы, но все те, кто тогда его знал, прекрасно понимали, что это всего лишь поза. Девчонки выстраивались в очередь к впечатлительному интеллектуалу, который прятался от окружающего мира в доспехи отстраненности и цинизма. Так было в лицее, так же было и в институте. Даже во времена асессуры^[11] и первых лет работы было распространено мнение, будто бы под тогой, безупречным костюмом и кодексом прячется чувствительный и добрый человек. Только все это в прошлом. Он сменил место работы раз, два и три, постарел, окончательно разошлись его пути с теми, кто знал его юношей и молодым прокурором. Остались те, у которых не было оснований подозревать, что за его холодностью и отстраненностью скрывается еще что-то. Да и сам он в последнее время должен был признать самому себе, что прошляпил последний шанс, тот самый момент, когда доспехи перестали быть защитным одеянием, но превратились в неотъемлемую часть Теодора Шацкого. Ранее он мог их снять и --">