Алексей Стрельцов , Андрей Лариков - Проклятая группа. И последние станут первыми

И если он новичок, то еще не успел обзавестись знакомыми среди местной швали. Поэтому и работа с агентурой ничего не дает.

Снова тишина. Шевелев принялся хмуро думать, тарабаня пальцами по столу.

Кротов никогда не встревал в эти разговоры, относясь к утренним разводам, как к упражнению в молчании. Его мнение все равно мало кого интересовало.

Но сейчас Кротов не выдержал.

– Новичок и наркоман не может обокрасть 15 квартир и до сих пор не спалиться, – устало произнес он. – К тому же, торчок с дозой на дело не пойдет, а без дозы он всегда на измене. Торчок на измене не пойдет черт знает куда, чтобы выставить хату. Торчки работают только там, где хорошо ориентируются: свой квартал, соседние дома, соседние подъезды. А этот домушник работает во всех районах округа. Ему плевать, где красть. И у него почерк бывалого уголовника. Может, даже рецидивиста. Если проверка судимых пока ничего не дала, надо версию гастролера отрабатывать.

Пока он говорил, все в комнате перевели на него удивленные глаза, иногда переглядываясь между собой и как бы недоумевая, какое вообще право имеет этот тип в конце стола встревать. Кротов тут же пожалел, что открыл рот, и просто уткнулся в свой блокнот – надо же дорисовать этой долбанной корове ее долбанные рога. Рогов нарушил тишину, бросив с усмешкой:

– Могильный голос из подвала.

Большинство в комнате усмехнулись, кто-то даже тихо рассмеялся. Лишь Хомич нахмурился и повысил голос на оперов:

– А ну прекратить балаган! Рогов, если ты хороший клоун, то городской цирк по другому адресу.

– На домушнике больше 15 краж, – согласился Шевелев. – И я бы подумал над версией, вдруг на самом деле гастролер?

– Рогов, займись, – поспешно бросил Грищенко.

– Ладно, – Шевелев кивнул майору, – поехали дальше.

– Кроме того, – забубнил майор, – за истекшие сутки по округу произошли четыре грабежа, три из которых раскрыты по горячим следам сотрудниками ППС и УР…

После совещания Хомич отловил Кротова в коридоре и позвал к себе в кабинет. Сухо пригласил располагаться. И лишь когда закрыл дверь кабинета, за котором гудели продолжающие выходить с развода опера, выключил официальный тон и недовольно буркнул:

– Сань, вот ты мне скажи, че ты лезешь-то опять не в свое дело?

– А мои дела на разводах у Самого Лично не обсуждают. Вить, моя группа занимается мелкими кражами и хулиганством. А это по жизни Самого Лично не очень цепляет, если ты не в курсе.

Кротов подошел к окну. С четвертого этажа управления вид открывался гораздо более интересный, чем из полуподвального окна. Хомич вздохнул, усаживаясь в кожаное кресло.

– Да это понятно все. Я к тому, что ты особо не умничай там, где умничать должно начальство. Я-то ладно, мы с тобой сто лет в обед как знакомы. А вот Грищенко этого не любит. Он любит сам выделяться. А Грищенко, если что, нач криминальной полиции и наш с тобой шеф.

– Шеф, – хмыкнул Кротов. – Ни дня на улице не проработал. И что он может сказать путного? «Товарищ полковник, вас в какую часть поцеловать, филейную или повыше»?

Хомич ухмыльнулся, но тут же посерьезнел.

– Зато свой человек в областном главке. А это знаешь ли покруче будет. – вздохнув, после паузы Хомич продолжил: – Короче, Сань. Ты расслабься уже. Расслабься и просто работай. Знаю, что достало тебя за два года уже до чертиков все, но…

– За два года и один месяц, – вставил Кротов. Это было принципиально важно.

Хомич снова вздохнул.

Три года назад Хомич был майором и старшим опером в группе имущественных преступлений. К концу квартала группа столкнулась с типичным явлением, которое бывает в конце каждого треклятого квартала. Рост висяков. Чтобы хоть как-то сгладить картину, он приказал своим операм подчистить висяки и нарисовать хотя бы несколько раскрытий. Хомич уже метил в начальники угрозыска, и его группа должна была быть показательной.

Среди его оперов был и Кротов.

Он составил заяву от имени несуществующего в природе жителя, у которого якобы злодеи похитили мобильник. Грабеж налицо. Затем Кротов пригласил специально прикормленного для этих

--">